Ходынка - [19]

Работа была нетрудная - разносить по заученным наизусть адресам пачки бумаг, обернутые в клеёнку, или кусочки похожего на мыло вещества или мотки какого-то лохматого шнура - с наказом, однако, ни у кого не спрашивать дорогу и ни за что не попадаться в руки полиции. О наказе этом Десницкий, обрадованный первым "гонораром" (как называл плату за его услуги сам господин Смирнов), поначалу особо не задумался. Он и сам настолько привык остерегаться полиции, что ему уже стал казаться естественным и страх перед ней Смирнова - весьма респектабельного господина, неизменно пившего лучшие коньяки и поглощавшего доставленных от Тестова рябчиков, при том, что женщин (самых дорогих) он приводил к себе в такие скромные апартаменты (не странно ли, в самом деле?), как две комнаты в "Мадриде". Глаза Десницкому открыла ученица консерватории Ольга Извоцкая.

Там, в особняке на углу Мясницкой и Малого Харитоньевского, куда Десницкий принёс очередной свёрток в вощёной бумаге, ему предложили откушать горячего чаю - день выдался слякотный, и хотя за месяц работы на Смирнова Десницкий успел приодеться, сапоги бывшего студента по-прежнему не могли не вызвать жалость у такой девушки, как Ольга, которая случайно вышла в кухню и застала там его, передающего сверток гостившему в их доме родственнику. Случилось так, что как раз за пару минут до прихода Десницкого Ольга впервые в жизни выпила вина. Охваченная порывом радости, жалости и любви ко всему человечеству, она выставила в комнаты родственника и выгнала чёрным ходом прислугу, усадила Десницкого за самоварный столик, собственноручно налила ему чая и принесла огромный клин кремового торта с эротичнейшей вишней на вершине полусферической плюхи безе. Поняв по речи Десницкого, что он вовсе не выходец из народа, Ольга сначала огорчилась, однако разговор продолжился. В какой-то момент Десницкий упомянул Смирнова.

Оказалось, Ольга прекрасно знала этого субъекта. Но Смирнов, по её словам, был вовсе не шулером и не маклером, как полагал Десницкий, а социалистом. Сама Ольга узнала о подлинном облике Смирнова благодаря кузену, для которого, собственно, Десницкий и принёс от Смирнова в тот памятный вечер, ни много ни мало, последнюю часть взрывчатого снаряда.

Узнав об этом, Десницкий не смог не сравнить Смирнова с образом Рахметова.

 "Да-да, Базиль!" - горестно качала головой Ольга, глядя в его глаза. - "Таковы они на самом деле, эти социалисты. Собирают деньги с рабочего люда обманом, а с богатых - шантажом. А потом мотают ими в трактирах и докторионах. Смирнов однажды и с губернатора собрал: подари, мол, своё авто, не то на дуэль вызову. Верьте мне, верьте!"

Однако ошеломление Десницкого было настолько велико, что в тот вечер он так и не смог поверить Ольге, но решил задать вопрос самому Смирнову. В ответ Смирнов высек Десницкого арапником. А утром принес в дворницкую, где Десницкий квартировал, газету "Новости дня".

Главной новостью того дня стало убийство купеческой дочери Никитиной: неизвестный изувер ночью проник в собственный дом Никитиных на Пречистенке и перерезал ей горло от уха до уха. Сыщики терялись в догадках: имущество Никитиных не потерпело ущерба, а женская честь г-жи Никитиной - оскорбления. Причину убийства надо было искать в кругу знакомых дома - уверял журналистов судебный следователь по особо важным делам Кейзер. Он же намекнул на двадцать шесть... простите, двадцать восемь студентов Московского университета, в разное время сводивших знакомство с г-жой Никитиной, а вскоре после этого бесследно исчезавших.

Так, ступень за ступенью, Десницкий погружался в этот странный и страшный мир. Путь назад ему был накрепко закрыт, и единственное, на что теперь мог рассчитывать несчастный юноша, была возможность вскоре поехать в Америку с ответственным делом. Обещание этой поездки он, вместе с ежеутренней лоханью ресторанных объедков, стал получать от Смирнова вместо прежних "гонораров".

Ольга, изгнанная тем временем из дома за внебрачную беременность (ложную, что выяснилось уже во время родовых схваток), теперь выполняла роль горничной на квартирах, снимаемых для сходок. С Десницким они сошлись короче, чем того требовали приличия. И теперь молодые люди вместе несли бремя и конспиративной жизни, и лакейских обязанностей, и вынужденного конкубината.

Десницкий, впрочем, сильно уступал Ольге по части нахальства - сказывалось, видно, разница между домашним воспитанием Ольги, на которую никто никогда не смел повысить голос, и казенным воспитанием Десницкого стоимостью 36 копеек серебром в день. Ольга отважно, хотя и за глаза, называла Дулина Стенькой Разиным, а Смирнова - Талейраном.

 "Не забывай, Базиль: Смирнов - всего лишь жалкий фактотум Дулина" - неизменно говорила она, стоило Десницкому вслух предаться мечтам об Америке. Такой поступок вообще был, по ее мнению, недостоин гражданина. - "И ни гроша он без ведома Дулина не потратит, не говоря уж о твоей поездке с ответственным делом".

 "Так уж и фактотум!" - возражал Десницкий. - "Такими деньжищами ворочает - и фактотум?"

 "Что там деньжищи!" - продолжала обличать Ольга, тиская мокрый комочек носового платка. - "Полно! Не в деньгах сила этих людей. Ты ведь ни за какие деньги не станешь бить лежачего ногами, не плюнешь в образа, хотя во Христа не веруешь, не обманешь дитя... А они будут бить, они плюнут, обманут. Потому-то и деньги у них водятся... Вот их деньги, Базиль, ты можешь взять с чистой совестью! Это не будет кражей! Все кругом только спасибо скажут, что ты этих извергов без кассы оставил. Низость, Базиль! Низость - вот в чем их сила. И больше этой силы нет на земле сил! Так забери же их силу, и отдай тем, кто ее достоин! Мало ли на Руси истинных социалистов? А коли не видишь их сам, что мешает тебе, нам с тобой, создать свой собственный кружок?"