Ходынка - [15]

Шрифт
Интервал

При виде здешнего простора каждому, приехавшему из города на экипаже, хотелось набрать полную грудь чистого, почти степного воздуха. Здесь и небо забиралось на такую высоту, что измученные городом путники поминали имя Господне, а приземистый Петровский дворец казался им грудой забытых барчуком игрушек.

Сейчас на Ходынском поле - как раз напротив Петровского дворца, через шоссе - встал царский павильон. И теперь каменные хоромы казались потешной копией этого богатырского, в модном нынче древнерусском стиле, деревянного дворца, украшенного красно-сине-белыми флагами, с главой, покрытой квадратами сверкавшей на солнце жести.

До павильона было еще далеко, но д'Альгейм уже разглядел цепь одинаковых будок, протянувшихся вдоль шоссе. Впрочем, этих будок стояло совсем немного - их цепь была ничтожно мала по сравнению с рядом таких же построек, протянувшихся от шоссе чуть ли не до Ваганькова. Этот ряд встал на краю гулянья широким фронтом - их архитектор явно представлял горожан как фалангу Александра Македонского, вдруг отправленную на Ходынское поле из Москвы. Этот длинный, на целую версту, ряд будок, местами сменявшийся барьерами из жердей, под прямым углом сходился у шоссе с коротким рядом. И в то время как по мере удаления от шоссе, скопления будок становились все меньше, а забранные жердями промежутки между ними - все длиннее, возле шоссе этот прямой угол из будок никакими промежутками не нарушался. Тут громоздилась сплошная твердыня сомкнутых деревянных построек под одной крышей, расстелившейся над ними растянутой гармошкой. Возле каждой будки возвышалась мачта с треугольным красно-сине-белым флажком.

 "Багратионовы флеши" - подумал д'Альгейм, вспомнив недавнюю метафору Бера. Сходство этого прямого угла с бастионом усугублялось оврагом у подножия будок. Овраг, похожий на русло пересохшей реки, начинался у самой дороги и уходил в сторону Ваганьковского кладбища как раз вдоль длинного ряда будок. Его ширина достигала местами сорока саженей, а глубина - трех. Там, где овраг подходил к будкам ближе всего (или же они, послушно выстроенные по линейке на целую версту, к нему подходили), между обрывом и будками оставался неширокий, саженей в пять, карниз. Уходя к Ваганькову, овраг уходил и от ряда будок тоже, постепенно мельчал, а там и вовсе исчезал. Край оврага со стороны Москвы был выше края, подходившего к полю и будкам. Судя по всему, на этом месте вдоль будущего рукотворного оврага располагалась насыпь, а на ней - ветка железной дороги, подведенная к Французской выставке, а затем разобранная. И теперь откос бывшей насыпи уходил прямо в овраг, образуя глубину в несколько саженей, поскольку именно здесь, рядом с шоссе, все желающие уже не первый год набирали себе песок. На дне оврага - да уж лучше сказать, карьера - и сейчас зияли свежие желтые ямы.

- Гспн... - сонно прожевал Дурнев, - господин архитектор, а карта построек у вас имеется?

Николя, сидевший спиной к кучеру, молча протянул полковнику сложенный вчетверо лист, которым он до того обмахивался. Дурнев с третьей попытки разъял упрямые в сгибах, подмоченные потом архитекторских пальцев края бумаги. Карту тут же подбросил встречный ветер, но Дурнев схватил ее и обтянул листом колени.

- Хм... Не густо-с...

Д'Альгейм скосил глаза: на коленях полковника лежал светло-зеленый квадрат в окантовке черных штрихов.

- Петербургское шоссе - прочитал Дурнев, проведя слева направо - прочь из Москвы - пальцем по нижнему краю квадрата. - Тэ-э-экс... Позвольте, а дворец?

Николя достал серебряный карандашик и постукал его кончиком по квадратику в середине нижнего края.

- Ага, вижу... Так-с, а это, стало быть, царский павильон? - спросил Дурнев, взглянув на деревянный оригинал, дрожавший в разогретом воздухе.

- Совершенно верно - произнес Николя, ткнув, однако, на всякий случай карандашом в квадратик с крыльями - трибунами, - изображенный перед дворцом, сразу за дорогой.

- Ага... А это что же у нас? - показал Дурнев на пять одинаковых квадратов, - четыре по углам и один в центре образованного этими значками созвездия, - расположившихся в центре карты.

- Театры. Театры для представлений - сказал Николя. - А вот буфеты - архитектор сверху вниз провел карандашом по штрихам на левом краю карты, а внизу свернул направо и почти тут же остановился. - Пивные сараи... - карандаш опять взлетел вверх и чиркнул по верхнему левому углу листа... - А здесь - батарея орудий - карандаш остановился в середине правого края. - Возле Всесвятского.

- Для чего батарея? - спросил Дурнев.

- Во-первых, для салюта. На Воробьевых горах и у нас дадим салют в конце праздника. Из пушек же выстрелят в небо и зарядами с жетонами в память о короновании - продолжал Николя.

- Но где же эта...Река или овраг, что это? Где это на карте?

- Позвольте, господин полковник... На карте - схема гулянья, только и всего - ответил Николя. - А овраг, да, это овраг - так вот, мы к нему не относимся-с. Откуда ж ему на карте взяться? Для него тут и места не предусмотрено.

Дурнев покивал головой:

- Что ж, верно... Квадратная верста, полагаю, здесь у вас начертана?


Рекомендуем почитать
В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.


Венценосный раб

В романах Евгения Ивановича Маурина разворачивается панорама исторических событий XVIII века. В представленных на страницах двухтомника произведениях рассказывается об удивительной судьбе французской актрисы Аделаиды Гюс, женщины, через призму жизни которой можно проследить за ключевыми событиями того времени.Во второй том вошли романы: «Венценосный раб», «Кровавый пир», «На обломках трона».


Слово

Георг-Мориц Эберс (1837 – 1898) – известный немецкий ученый-египтолог, талантливый романист. В его произведениях (Эберс оставил читателям 17 исторических романов: 5 – о европейском средневековье, остальные – о Древнем Египте) сочетаются научно обоснованное воспроизведение изображаемой эпохи и увлекательная фабула.В заключительный девятый том Собрания сочинений включены два наиболее интересных романа из эпохи европейского средневековья. Действие «Слова» и «Жены бургомистра» происходит во второй половине XVI столетия.Роман «Слово» основан на достоверных исторических данных.На историческом фоне правления Филиппа II – короля Испании и Нидерландов, главный герой Ульрих ищет свое заветное «слово».



Любовь и корона

Роман весьма известного до революции прозаика, историка, публициста Евгения Петровича Карновича (1824 – 1885) рассказывает о дворцовых переворотах 1740 – 1741 годов в России. Главное внимание уделяет автор личности «правительницы» Анны Леопольдов ны, оказавшейся на российском троне после смерти Анны Иоановны.Роман печатается по изданию 1879 года.


«Вечный мир» Яна Собеского

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.