Ход с дамы пик - [7]

— Да по городу, Слава.

— Все равно не понял. На часах двенадцатый. А по городу дежурный в девять меняется.

— Чего ты не понял, Ромашкин? Я ж не брошу труп посреди осмотра с криком: «Моя смена кончилась».

— А что? Сегодня утром медик приехал по постановлению следователя ногти стричь насильнику. Два ногтя состриг, положил в конвертик, а по радио говорят: «Московское время девять часов». Он мне конвертик на стол и в машину — прыг. Я за ним, а он — мое время истекло, я пришлю смену. Вот так-то, Мария Сергеевна. Остальные ногти уже другой доктор резал.

— Небось доктор Трепетун выезжал.

— Точно.

— Мы его меняли. Вот было бы здорово, если бы он во двор вышел, а машина уже уехала, поскольку у нее тоже смена кончилась.

— А чего, не любишь этого доктора?

— Жлобов я не люблю. Он не у станка стоит, чтобы с последним ударом часов пойти мыть руки.

— Ну не все же такие фанатики, как ты.

— Ну и не все такие пофигисты, как Трепетун. Слава, можно, я позвоню?

— Говори номер, я тебе наберу. Я продиктовала Ромашкину номер телефона моего бывшего супруга, взяла трубку, уведомила Игоря о том, что Хрюндику предстоит ночевать у него, и быстро разъединилась, не дав собеседнику возможности заклеймить меня, как отвратительную мать и развратную женщину. Игорь наверняка ни на минуту не поверил в мое затянувшееся дежурство и уже открыл рот, чтобы высказать версию о том, что в данный момент я пью водку с мужиками. Но я его знаю как облупленного и всегда ломаю ему кайф. Ромашкин по моему лицу понял смысл разговора и сочувствующе кивнул:

— Не бери в голову, Машка. Сколько вы уже в разводе?

— Три года.

— И он все успокоиться не может?

— Да ну, даже не здоровается со мной. Спасибо, хоть трубку перестал бросать, когда я звоню.

— Да-а, значит, любит крепко.

— Слава, какое «любит»? Три года уже прошло. Три года!

— Ну и что? Не забыть ему тебя. Заела ты мужику жизнь.

— Ну да, конечно. Все вы, мужики, одинаковы. Мы — твари. А вы — все в белом.

— Не злись, Машка, просто я его очень хорошо понимаю.

— Знаешь, Слава, я ему зла не желаю, дай Бог, чтобы у него все было хорошо, и я не представляю, как можно три года брызгать слюной…

На пульте у Ромашкина начался трезвон, и он приник к своим кнопочкам. А я побрела в машину, где сладко спали, обнявшись, оба эксперта. Женька облапил Задова своей пухлой рукой, а худенький Задов трогательно склонил голову на Женькину богатырскую грудь. Им хорошо, они до утра дежурят, а мне надо быстро доехать до главка, настрочить рапорт о результатах выезда и попробовать добраться до дому, поскольку экстренных допросов не намечалось.

Перед парадным подъездом-ГУВД я растолкала сладкую парочку, вытащила из машины Левку, а Болельщиков устроился поудобнее и снова захрапел, поскольку до их дежурки предстояло еще ехать. Левка висел у меня на плече и стонал, что хочет спать — выпитое пиво даром не прошло, — поэтому потащился за мной в дежурку, где я оставляла ключи от следовательской комнаты.

В дежурке я доложилась Мухе и спросила, не сможет ли он меня отправить домой. Дмитрич ответил, что в данный момент все в разгоне, только что моего сменщика отправил на очередное убийство, но пообещал, если что подвернется, не забыть про меня. Я по-дружески поцеловала его в щечку и вышла из дежурки, забрав Левку, обиженно косившегося в сторону, пока мы с Дмитричем целовались.

— Правильно тебя муж ревновал, — пробурчал Задов. — Что ты ко всем целоваться лезешь?

— Да не ко всем, Лева, а только к кому чувствую душевное расположение.

— Нашла к кому чувствовать…

— Ну вот ты еще меня будешь ревновать…

Конечно, Левка Задов к Мухе относится с подозрением. Года два назад мы тоже с Левкой дежурили, ночью съездили себе спокойненько на некриминальный труп, в два часа ночи отстрелялись, вернулись в главк и даже зашли в дежурку с Мухой потрепаться. Он с нами покалякал, но по делу ни слова не сказал, а в семь часов утра прервал мой сладкий сон сообщением о том, что с часа ночи нас дожидаются развратные действия, и не где-нибудь, а в Колпине. Я, как сознательный следователь, пошла будить экспертов — все-таки до конца дежурства еще два часа, неудобно отказываться от выезда, особенно если учесть, что вызов был в час ночи. Ну, Наташа Панова, второй эксперт, меня сразу послала под углом к горизонту, перевернулась на другой бок и стала досматривать сон. Я поныла немного над ухом у Задова, и его сердце дрогнуло, он, кряхтя, поднялся и стал собираться, придумывая и для меня, и для Мухи самые страшные эпитеты. Доехали мы только в десятом часу, когда наша смена уже кончилась. Но делать было нечего — раз приехали, пришлось работать. В три пополудни, ожидая машину в Питер, переработав шесть часов, мы с Задовым дышали свежим воздухом перед зданием местной милиции. Задов на меня демонстративно не смотрел, и я робко оправдывалась, что, мол, Муха обещал, что за полчаса доедем… Задов же на мое лепетание нервно ответил — ага, Муха, может, и долетел бы; и руками, как крылышками, наглядно похлопал по бокам. Вот с тех пор и дуется на него.

Не успели мы с Левой подняться к себе «на базу», как затрезвонил телефон в комнате дежурного следователя. Я отперла дверь, и первым до телефона допрыгнул Лева.