Ход конем - [36]

– Фюрер опасается, что миссии союзников у Тито помимо переманивания его на свою сторону готовят плацдарм для открытия Второго фронта. Этого нельзя допустить категорически! Всю информацию, связанную со Вторым фронтом, взять на особый контроль. Хотя этот слесарь – наш враг, но мне хотелось бы, чтобы у нас в Германии был десяток таких Тито. А вот эта игрушка как вам?

– Норвежский «Конгсберг», калибр одиннадцать двадцать пять миллиметра, ёмкость семь патронов, состоит из сорока трёх деталей, очень надёжен.

– Прекрасно, Вернер. Перед нами поставлена задача: добиться перелома на этом театре военных действий. И мы добьёмся этого! Нам сейчас необходима пусть маленькая, но удача. Ничто так не поднимает воинский дух, как скромная победа. Без захвата знамён и генералов, без салюта и трёхдневного разграбления города, но победа. Иногда такой маленький успех переламывает ход большого сражения в твою пользу. В войне очень часто выигрывает не количество пушек, штыков и патронов. В сражении побеждает желание одних идти до победы, стоять насмерть и нежелание вторых победить и отдать свою, зачастую никчёмную, жизнь, ради общей победы. Даже талант полководца тут ни при чём! Вот из этих двух противостояний и складывается окончательная историческая картина.

– Куда конкретно будут направлены удары, рейхсфюрер?

– Основной удар: Дрвар – по дислокации главного штаба мятежников. Задача: его уничтожение, захват связи и нарушение управления всеми частями. Милая вещь, Вернер, не правда ли? – Гиммлер ткнул пальцем в тяжеловесный, сияющий никелем, пистолет.

– Финский «Лахти Эль – тридцать пять», калибр девять миллиметров, магазин на восемь патронов. Единственный «полярный» пистолет, создан для эксплуатации при низких температурах. Особое внимание – защите от грязи. Короткий и лёгкий спуск и незначительная отдача, что позволяет вести точную стрельбу. Снабжён необычным для пистолетов узлом – ускорителем отката затвора, обеспечивающим высокую надёжность в любых условиях.

– Вы поражаете меня, Вернер!

– Рейхсфюрер[10], я стреляю с пяти лет, – расплылся в гордой улыбке Гротманн. В его словах даже проскользнула нотка пренебрежения, что не скрылось от внимания шефа. – У отца превосходная коллекция стрелкового оружия. Моему собранию ещё расти и расти до неё.

– Я тоже неплохо стреляю, но как вам удаётся держать в голове столько информации?

– Иногда в детстве отец в качестве наказания за мои шалости оставлял меня в нашей оружейной коллекции. Волей-неволей я все изучил. Сначала я страдал, а потом увлёкся. Даже специально шалил, чтобы попасть в заветную комнату. Правда, отец быстро это понял и перестал меня там оставлять.

– Знания очень часто оборачиваются против своего владельца. Берегитесь.

– За себя я всегда смогу постоять.

– Не буду вас разубеждать, – неприятно усмехнулся Гиммлер. – Но учтите, за самонадеянность мы платим столько же, сколько за самообман, если не во много раз дороже. Главная задача операции – это пленение, а в случае невыполнимости этой задачи – физическое уничтожение Тито. Фюрер приказал начать переподчинение абвера, его функции перейдут к нам. Канарис полностью себя дискредитировал. Надо разработать план молниеносной операции, найти достойных исполнителей и не провалить её, как операцию «Шварц» в сорок третьем году. Тогда Тито удалось ускользнуть, а мы понесли значительные потери. Ситуация не должна повториться. Ясно? А вот как вам этот образчик?

– Так ведь это же штатный «Вальтер П тридцать восемь» от «Маузер», под патрон девять миллиметров…

Гиммлер неожиданно навёл пистолет на адъютанта.

– Надеюсь, вам не стоит напоминать об особой секретности данной операции, а то и защититься не успеете…

За бликами света в стёклах его пенсне трудно было понять, шутит он или говорит всерьёз. Адъютант шумно сглотнул, согласно кивнул и с ужасом посмотрел на направленное на него дуло. Никогда не знаешь, чего ждать от этого человека. И ведь не моргнув глазом, попортит шкурку и тогда прости-прощай, Вернер Гротманн!

* * *

– Сегодня он опять приходил. Прошёл мимо. Опять в маршальской шинели…

– Лицо белое?

– Нет вроде. Но волос на голове нет, – пересказывала Лизе свой сон Катюша.

– Непонятно. Если лицо не белое, то живой. А если седой, то страдает. А тут – поди разбери. Всё, подруга, пора выметаться.

Девушки схватили мешки с личными вещами и выбежали из избы, в которой жили. У штаба, возле открытого капота полуторки с тентом, возился сорокалетний мужчина – шофёр Семён Гущин.

– Старшина Семенова и рядовой Сотникова, только вас и ждём! Можем опоздать! Живо в кузов! – сердито сказал капитан.

Девушки тихими мышками юркнули под тент, где их дожидались остальные связистки. Теперь капитан обозлился на шофера Семёна.

– Гущин, скоро ты там?

– Товарищ капитан, это же всё-таки механизм. У него свой норов имеется, – заступился за машину водитель.

– Гущин, сейчас ты мой норов узнаешь! Давай скорее! У меня приказ!

– Да тут-то делов! Там на полниточки закрутить, здесь на полниточки подтянуть, – сказал и нырнул по пояс в моторный отсек. Капитан нервно закурил.

– Готово, товарищ капитан!

– Давай, Гущин, не томи!