Ход черной королевы - [55]

— И зачем вы мне все это рассказали? — спокойно спросила Нефедова. — Если это про меня, то у вас никаких улик нет и быть не может.

— А вот эта заколка для волос, в форме бабочки желтого цвета, вам ничего не говорит? — спросил Кудрин, вынимая из ящика стола заколку. — Я ее нашел у дивана потерпевшего Сурова, и что я вижу? В ваших волосах — точно такая же.

— Да вы что, — иронично усмехнулась Нефедова, — таких заколок по всей Москве не перечесть, в любом универмаге можно купить. А что, там нашли отпечатки моих пальцев?

— Что вы ерничаете, — проговорил Кудрин, — эта заколка сделана из какого-то синтетического материала, поэтому следов на ней просто не может быть.

«Надо идти ва-банк, — подумал Кудрин, — а вдруг прокатит»?

— У меня, Светлана, возникло подозрение, что это был не несчастный случай, а инсценированное убийство, — тихо проговорил он, — во-первых, на столе Сурова стоял лишь один коньячный бокал, что говорит о том, что он выпивал один. Однако в серванте точно такой же бокал стоял в одном ряду с четырьмя винными бокалами, а три коньячных — на другой полке. Вроде пустячок, но нет, кто-то также выпивал с потерпевшим, а потом поставил коньячный бокал не в тот ряд; хозяин квартиры, даже в пьяном виде, не сделал бы так. Наш эксперт подтвердил, что в этот бокал также наливали коньяк, но следов пальцев на нем никаких не было обнаружено. Все было кем-то протерто! Во-вторых, — продолжал Кудрин, — на небольшом паласе, выступавшем из-под дивана, я обнаружил две параллельные линии по десять сантиметров каждая. Ворсинки в этих линиях были примяты по направлению к балкону, и напрашивается вывод — это могли быть следы от голых пяток потерпевшего, которого в буквальном смысле волокли на балкон.

— Послушайте, — сказала Нефедова, — ваши сказки меня абсолютно не трогают, а версии и предположения по поводу смерти этих людей можете засунуть себе в жопу!

— Ну, это совсем грубо, — ответил Кудрин, — выслушивать такие слова от, казалось бы, интеллигентной девушки.

— Да тут не до интеллигентности, когда убивают любимого человека и объявляют это как несчастный случай, а потом еще пытаются «расколоть» тебя на какие-то несуразные преступления, — проговорила она.

Женя достал из своей папки рисунок Антошки и показал его Нефедовой.

— Это нарисовал один из свидетелей, видевший в тот вечер девушку, с которой Суров входил в свою квартиру, — сказал он.

— Да по этому рисунку можно половину девушек Москвы посадить в «кутузку», — усмехнулась Нефедова.

— Но на рисунке девушка, очень похожая на вас, — ответил Кудрин и посмотрел ей прямо в глаза.

Нефедова спокойно выдержала его взгляд, и было заметно, что опять ни один мускул не дрогнул на ее красивом лице.

— Я еще раз повторяю, что не знаю никакого Сурова, и не была я в его квартире, — парировала девушка, — пожалуйста, если это очень важно, проводите очную ставку с тем, кто нарисовал этот рисунок.

Наступила тишина, Нефедова уставилась на потолок, а Женя не знал, о чем дальше говорить; аргументы его иссякли, и наступил тупик. Он прекрасно понимал, что перед ним сидит преступница, но у него на нее ничего больше не было, ни улик, ни тем более прямых или косвенных фактов преступных деяний.

— Самое главное, что правда восторжествовала, и убийца Павла будет сидеть в тюрьме, — вдруг громко проговорила Нефедова, — а я сейчас оформляю академический отпуск и уеду к родителям в Саратов. Мне надо успокоиться и решить, что делать дальше.

— Знаешь, Света, — вдруг перешел Кудрин на «ты», — все правильно, у меня действительно на тебя ничего нет, ни улик, ни доказательств, но я почти уверен, что произошло все так, как я говорил. И мотив был четкий — месть за любимого, но наказание должно быть исключительно на основании закона, а не таким варварским способом. Может быть, к тебе придет когда-нибудь раскаяние в своих поступках, так что давай двигай в свой Саратов и думай, как дальше жить с таким багажом.

— А мне нечего думать, — с легкостью ответила Нефедова, — я ни в чем не виновата.

— Тяжело тебе, Света, будет работать по юридической специальности с таким тяжелым душевным грузом, но об этом не мне судить, — сказал Кудрин.

— Уверяю вас, Евгений Сергеевич, я хорошая ученица и вполне усвоила все азы юриспруденции, а как я буду работать и буду ли вообще заниматься правом, только время покажет, — ответила она.

— Не буду тебя больше задерживать, — намеренно вежливо проговорил Кудрин и уткнулся в лежащий на столе блокнот.

— До свидания, — с улыбкой прощебетала Нефедова и, выходя из кабинета, повернула голову и тихо произнесла: — А из вас получится хороший сыщик…

«Да, — подумал Кудрин, смотря вслед уходящей девушке, — сегодня мне поставили шах и мат. Я проиграл сегодня, не было ни одной зацепки, чтобы «расколоть» ее, и психологически она оказалась устойчивой. Ведь ни один мускул не дрогнул на ее лице после моих вопросов, ни одним своим движением рук и ног и даже мимикой лица не подчеркивала свое волнение или переживание».

Он был опустошен, и через несколько минут он встал со своего стула и уставшей медленной походкой пошел на доклад к Николаеву.