Хочу женщину в Ницце - [187]

– Лучше, если вы после завтрака сами позвоните из номера, вдруг просплю, – но подумав, я добавил: – Впрочем, звоните в любое время, если возникнут вопросы.

И она позвонила. Так рано мне уже давно никто не звонил, даже бабущка, когда в Москве ей не спалось. На часах не было и семи, даже освещение на улицах еще не отключали.

– Денис, доброе утро, – бодро сказала она, и я после некоторой паузы поприветствовал ее хриплым от сна голосом.

– Я правда еще не вставала, – сказала она уже немного смущенно, поняв, что потревожила мой сон, – но собираюсь сделать свою традиционную зарядку на воздухе, затем переведу дух, и мне вот что подумалось – может быть, можно заказать завтрак в номер?

– Вам можно все, – подтвердил я приглушенным полушепотом, – даже пользоваться мини-баром в полном объеме. Расходы – не ваша забота. Когда соберетесь, звоните, но особо не спешите, – сказал я и, повесив трубку, сразу провалился в сон.

Мартин, лежащий на подушке рядом, даже не пошевелился. Ровно через два часа она снова позвонила и сказала, что готова. Мы все еще спали, но на это раз ее звонок был ожидаем.

– Вы небриты, Денис, – сделала мне замечание Элла Андреевна, едва моя машина подъехала на парковку «Орламонда». – Надеюсь, у вас было время позавтракать?

– Я так рано не ем, – как можно приветливей ответил я, посмотрев на Мартина, который неподвижно лежал на заднем сидении, не проявляя никакого желания к приветственным телодвижениям.

Мы тронулись в сторону Болье и вскоре оказались там, где когда-то первые академики русской словесности Чехов и Сухово-Кобылин отмечали свои высокие звания. Болье, самое теплое место Франции, благоухало ароматом цветов уже сейчас, в конце февраля. От центральной площади этого уютного райского уголка, где кроме нас не было ни души, наша дорога шла все время вверх к холмам, поросшим обильной зеленью. Именно там, на небольшой площадке, рядом с костелом, находилось старинное городское кладбище, где много лет покоился прах одного из патриархов русской словесности. Я показал Элле Андреевне то место, где когда-то в плотном ряду имен усопших на беломраморном квадрате была выбита золотом фамилия писателя. Теперь же на мраморе такого же цвета и в том же размере виднелась фамилия совсем другого человека. На всем нашем пути вверх, к холмам и обратно мы так никого и не встретили, и только хруст мелких и острых камней под ногами отпугивал птиц, сидящих на тонких ветках вдоль дороги.

По дороге к заливу Элла Андреевна решила заглянуть в один неприметный бутик, а мы с Мартином остались пить кофе в парке до тех пор, пока из открытой двери магазинчика не показалась наша московская гостья под руку с незнакомкой возрастом немного постарше. Они приветливо переговаривались, как старые приятельницы. Оказалось, что хозяйка бутика, с которой разговорилась Элла Андреевна, была в курсе обстоятельств жизни нашего писателя, к тому же считала себя большой поклонницей русской литературы и любезно передала нам телефоны и адреса тех людей в городке, с кем можно было встретиться и переговорить по вопросу перезахоронения останков Сухово-Кобылина. Я сердечно поблагодарил эту неравнодушную даму, которая не спешила вернуться в свой бутик и все стояла, улыбаясь, на пороге, и посмотрел на Эллу Андреевну, поражаясь, как просто ей удавалось заводить знакомства.

– Может, отправимся куда-нибудь пообедать? Я знаю здесь классную точку, где подают изумительно приготовленное мраморное мясо с красным вином.

– А вы знаете, Денис, отчего умер Сухово-Кобылин? – вдруг задала она встречный, неуместный, как мне показалось, вопрос, наклонившись и вырывая на обочине дороги отростки диковинного разнотравья.

– Наверное, банально от старости, – надеясь угадать, ответил я, пожимая плечами, – ему же было чуть ли не девяносто лет. В конце концов, не мясом же подавился.

Элла Андреевна заулыбалась дрожащей трубочкой своих накрашенных губ, аккуратно укладывая собранные ростки в маленький целлофановый пакет.

– Он никогда ничем не болел, и в свои 86 лет был отменно здоров, но однажды зимой, кажется, в феврале, принимая воздушные ванны, простудился, отчего и умер. Кстати, здесь, во Франции, он вообще мяса не ел, стал вегетарианцем, и признавался всем, что наконец почувствовал себя человеком.

– Ну что ж, Элла Андреевна, в таком случае последуем его примеру и будем есть ризотто с трюфелями. Я, честно говоря, проголодался.

Однако к моему настойчивому призыву она снова осталась равнодушной и хранила молчание, словно я уговаривал ее съесть жареную картошку с котлетой.

Тогда я предложил ей прогуляться до виллы Керилос, затем пройтись по набережной, а там уже и перекусить в одном из местных ресторанчиков. Потом можно было, если она не устанет, посетить виллу Ротшильда.

Почти всю дорогу Элла Андреевна была молчалива и как будто несла в себе какую-то скрытую грусть, подбирая с дороги разноцветные камешки в карман и подолгу рассматривая у цветков пестики и тычинки, как ботаник. Только когда мы стали приближаться к Сен-Жан-Кап-Ферра она немного оживилась, проявляя желание к общению.

– Денис, как же грустно сознавать, что люди не сохранили место захоронения этого никем до конца не понятого мистера Икс, все что осталось, это только колумбарий да ящик под номером 9. Был богатым, владел не только необъятными лесами и сахарными заводами в России, но во Франции большим имением в Жирондо с прекрасными виноградниками. В Болье старик жил на собственной недурной вилле. Его родная дочь от связи с Нарышкиной, с которой в браке он никогда не состоял, обеспечивала за ним достойный уход, и сама была богатой женщиной. Поймите, предмет моей тревоги не в том, что у русского классика отобрали три метра его земли, бог с ними в конце концов, а в том, что никому до этого дела нет ни во Франции, ни в России.