Хочу женщину в Ницце - [162]

– А любовь? – тихо, почти неслышно, произнесла Меза.

– Что? – переспросила ее сестра, отмахнулась от этого слова, как от назойливой мухи, и добавила: – Любовь оставим Овидию! Мы говорим о праве, дорогая. А эта упомянутая тобой чувственная категория не является категорией римского права. Ты знаешь, что Марий Максим, старый друг моего мужа, в последнее время поддался искушению попробовать свои силы в написании истории Рима и заваливает меня письмами с просьбой предоставить ему факты из моей личной жизни и жизни Севера. Клялся, что напишет правдивую историю жизни друга своего и наших с ним нежных чувств, а не панегирик усопшему императору.

Меза перебила сестру, будто вспомнила что-то очень важное.

– Представь, именно я сподвигла этого блистательного трибуна на написание подобного сочинения. Не знаю, насколько успешным будет его труд. Начал он с Нервы и Траяна. Действительно, ты права, он намерен продолжить традиции Светония Транквилла. Слышала я от твоих доброжелателей, что он весь в трудах, черпает вдохновение из прижизненных панегириков императорам и памфлетов против них, роется в государственных архивах, заблаговременно заручившись письменным согласием Севера, а сухую статистику цифр разбавляет занимательными подробностями жизни великих. Вот очередь дошла и до вас.

– И что же он пишет о друге своем и обо мне? – улыбка императрицы была самодовольной.

– Ты, может, и не знаешь, что я навещала его виллу в пригороде Рима жарким прошлым летом перед тем, как отправиться к вам в гости в Британию. Он поделился со мной своими соображениями по поводу того, что у твоего мужа в начале его правления были серьезные намерения в случае необходимости назначить Песцения Нигера и Клодия Альбина своими преемниками во власти. Однако Север изменил свои намерения именно после разговора с тобой, дорогая. Внимая твоим просьбам и заботясь о своих подрастающих сыновьях, он отказался от своих планов. Марий Максим также поведал мне о том, что сказал твой сын Гета тебе и отцу своему по поводу смерти многих римских сенаторов и детей Альбина…

Домна мрачно взглянула на сестру и дрогнувшим голосом спросила:

– И что, эти слова моего младшего сына им уже положены на папирус?

– Не знаю, – отвечала спокойным тоном Меза. – Может быть, он сохраняет это только в черновых записях. Кстати, сказал, что хотел бы обсудить с тобой свою книгу, как только ты объявишься в Риме и назначишь дату следующего собрания кружка твоих единомышленников.

Она замолчала и многозначительно взглянула на императрицу.

– Может, тебе известно, что именно этот новоиспеченный историк собирается поведать в своем творении? – теперь тревожный взгляд императрицы выдавал ее волнение.

Меза помедлила перед тем, как ответить.

– Известно, – сказала она. – Когда твой сын Гета узнал, что после победы под Лугдуном отец его намерен провести указ о наказании смертью всех, кто повинен в нагнетании атмосферы оскорбления величия здравствующего императора, и организовать конфискации их имущества в пользу государства, он сказал: «Значит, в Отечестве нашем будет больше таких, кого опечалит наша победа, чем тех, кого она обрадует».

На лице Юлии Домны проявились черты нескрываемого удивления.

– И это мог сказать мой малолетний сын Гета? Ты уверена? – с сомнением в голосе спросила она.

– Марий Максим сказал, что это подтвердил ему в беседе сам Гета.

Тем временем прислуга императрицы приступила к процедуре примерки любимого императрицей семирёберного парика.

– Нет-нет, – неожиданно заупрямилась Юлия Домна, – сегодня хочу с девятью рёбрами, пусть будет подлиннее.

Пока посылали за другим париком, императрице подвели глаза и накрасили губы. Юлия Меза не смела покидать повозку без согласия на то сестры, а посему стояла без движения, мешая прислуге исполнять свои обязанности.

– Знаешь, милая, – обратилась Юлия Домна к сестре, не поднимая накрашенных глаз, – мне в Риме очень понадобится твоя помощь. Мы должны сделать все возможное, чтобы примирить братьев и решить первоочередные государственные вопросы. Ты понимаешь, что нам надлежит поспешать. Времени мало. Вся процедура траурных встреч у наместника будет проходить в укороченном режиме. Я уже давно посылала в Лугдун людей с уведомлением. Мое присутствие в доме наместника будет и вовсе формально коротким. Все траурные мероприятия будут возложены на твои плечи. Помощником тебе будет Папиниан. Я же хочу уединиться и не желаю, чтобы меня потревожили.

Где-то совсем близко от повозки снова гортанно прозвучал отрывистый солдатский доклад преторианца Ульпия Квинтиана, известивший о приближении траурного кортежа к границе города Лугдуна. Услышав голос своего нового любимца и главного телохранителя, Юлия Домна загадочно улыбнулась сестре, что послужило знаком для Мезы покинуть повозку. Спускаясь со ступеньки, Меза услышала сказанные ей вслед слова императрицы:

– Завтра я пошлю за тобой, конечно, если буду в силах продолжать беседу. Ежели посыльного не будет, не беспокой меня, а приходи на следующий день уже без приглашения.

На протяжении всех двенадцати месяцев, что последовали за кончиной императора, его сыновья по возвращении из Британии не решались отлучиться из Рима куда либо хотя бы на один день из страха потерять влияние в государственном совете и поддержку своих сторонников в сенате. Главной же задачей для них было удержать нити управления городскими преторианскими когортами и грозными воинами II-го Парфянского легиона, который стоял лагерем всего лишь в пятнадцати милях от Рима по Аппиевой дороге в местечке под названием Альба. Там правами легата был наделен надежный боевой товарищ усопшего императора, бывший префект конницы Трикциан.