Хочу женщину в Ницце - [137]

– А кто эта твоя Бехтерева?

– Это всемирно известный русский ученый, профессор и научный руководитель Института мозга человека в Петербурге. Ещё её дед, Владимир Бехтерев, учёный с мировым именем, изучал тайные возможности мозга, в том числе мозг Ленина, пытаясь разгадать тайну сверхчеловека. Он утверждал, что мысль материальна. Тайна бессмертия человека – вот что прежде всего интересовало римских императоров, но любой человек смертен! Бехтерева же интересовала тайна бессмертия человеческой личности, то есть его мыслей. Он утверждал, что мысль – это разновидность энергии, он называл это мировой энергией, а по закону сохранения энергии она не может просто исчезнуть, а сохраняется во времени и может принимать другие формы. Ведь так?

И я снова заглянул в ясные широко открытые глаза Клер, полные вдохновения и жизни. Она недолго сидела молча в какой-то нерешительности, прежде чем заговорить.

– Ты упомянул жену Севера, какую-то очень красивую и умную женщину, живое воплощение богини Изиды.

– Да, – ответил я, – Юлию Домну.

– А ты расскажешь мне про ту богиню, образ которой, похоже, тревожит тебя, являясь в сновидениях?

– Когда, сейчас? – спросил я, а сам изумился: откуда ей было знать, что я действительно часто вижу эту Домну в сновидениях?

От ее прямого взгляда мне стало неловко до растерянности, и вместо решительного отказа, я хмыкнул и улыбнулся, не выдавая своего смущения.

– Пожалуйста, хотя бы немного! – продолжала настаивать Клер.

Она поднялась. Ласковое прикосновение ее хрупкой руки к моему плечу как ни странно доставило мне удовольствие. От ее некогда скучающего вида не осталось и следа.

– Послушай, Клер, ты легко можешь воспользоваться интернетом и узнать довольно много об этой женщине и без меня.

– Я знаю, – вздохнула Клер. – Только от глубин интернета веет океанским холодом, а когда ты говоришь, в моем воображении она как будто оживает.

– Ладно, не льсти мне, не нуждаюсь, – я старался не смотреть на нее, чтобы моя ироничная улыбка не обидела ее. – Вот лучше взгляни, – и я достал из кармана свой смартфон. – Я фотографировал изображение Юлии Домны в десятках музеев Европы. Ездил в Мюнхен, Берлин и Париж, но только в Риме на Палатине я сумел найти ее совсем юное и безумно красивое изображение, выполненное в мраморе. Если бы не был поврежден нос, то это был бы настоящий шедевр, но даже в таком состоянии, как есть, можно понять, почему историки Рима так высоко отзывались о ее восточной красоте. Клеопатру тоже изображали в образе Изиды, но когда смотришь на Юлию, кажется, что она и есть Изида, неземной красоты царица. Греческие мастера не создавали подобных портретов. Реализм в творчестве римских ваятелей потрясает воображение, он лишен любой героизации, безжалостно сохраняя схожесть с оригиналом. Только благодаря римским мастерам мы можем понять, почему далеко не идеальная красота Клеопатры бросала к ее ногам Цезаря и Антония. Даже когда во времена принципата императоры и их жены стали по закону наконец обожествляться, это совсем не сказалось на реализме портретов. Их божественную сущность мастера передавали лишь с помощью позы и атрибутов власти.

Юлия Домна

Клер пристально всматривалась в те фотографии, что я показывал ей, и только когда подсветка экрана смартфона погасла, она спросила меня совсем серьезно, без намека на кокетство:

– А тебе не кажется, что ее лицо чем-то похоже на мое?

– Не думал, – честно ответил я, но, заглянув ей в глаза, добавил: – Вполне может быть.

– Что если тебе попробовать написать о ней повесть или роман?

– Попробовать можно, – промычал я лениво. – Признаться, был однажды момент временного помешательства рассудка, и мне захотелось написать что-то. Писатель, правда, из меня никудышный, да и кто будет читать? Впрочем, всегда можно сжечь, хотя бы для того, чтобы доказать своей бабушке, помешанной на Булгакове, что рукописи горят.

Я поднялся с кресла с решительным намерением наконец покинуть чердак.

Почему-то став хмурой, как ненастный день, Клер не удерживала меня больше, и, отойдя в сторону, лишь тихо спросила:

– Ты сейчас куда, домой?

– Да, писать повесть или роман, в общем, как получится, – буркнул я.

– Ты серьезно? – не оценив шутки, недоверчиво улыбнулась она.

– Шучу, конечно.

– Ты просто невыносим! – почти по-детски капризничала Клер. – Дашь потом почитать?

– Давай не будем торопиться, – произнес я сухо.

Она пошла вслед за мной, больше не проронив ни слова. Ее папаша, видимо, успокоившись на мой счет, предпочел нас не дожидаться и закрылся у себя в кабинете. Тишину большого дома нарушил бой старинных часов, и Клер, затаившись как мышка, прекратила шаркать обувью по паркету. Зачем ей только было нужно, чтобы я занялся писательством, таким скучным и никому не нужным делом? Хотя если бы эта озорная девчонка смогла бы так же как Юлия Домна служить для меня смутным объектом моих неосознанных желаний, тогда это было бы совсем другое дело, а так… где черпать пищу для вдохновения?

«Глупая! До чего же она глупая!» – думал я, когда поворачивал ключ зажигания, и небрежно махнул рукой своей приятельнице и ее очаровательной мачехе, стоявшим в наступающих сумерках, обнявшись, на мраморной лестнице.