Хочу женщину в Ницце - [113]

– Так в чем же суть?

– А в том, что ваша злобливая газета «Фигаро» чисто по-французски отметила у Изольды только неудачные ноги, сравнив их с ногами степного кавалериста, как будто это было главным для русской актрисы. Если бы вы, Дино, только знали, как тогда Извицкую задела эта язвительная оценка.

– Да, мой друг из России, надо признать, что французы не всегда снисходительны к женщинам и даже порой агрессивны, как их петухи. Мы, итальянцы, деликатней.

Дино отвесил небольшой поклон, и в его мимолетной ухмылке я уловил нескрываемое удовольствие.

– Согласитесь, дорогой господин Росси, что мне, русскому, трудно судить об отношении к женщине французов, итальянцев или немцев. Я вот вспомнил сейчас о Марлен Дитрих. Она как-то сказала в упрек европейским журналистам, что когда была в советской России, то там журналисты задавали умные вопросы, например, спрашивали, кто ее любимый писатель, а не, кто ее любимый кутюрье.

Дино рассмеялся.

– Ах, Дитрих, эти «золотые ноги Германии», значимость которых поняли даже Геббельс и Гитлер, увидевшие ее в «Голубом ангеле». А после выхода фильма «Кисмет» эти ноги стали вдохновлять уже американских морпехов, когда их высаживали в сорок четвертом на берега Франции. Потом настала очередь добродушного француза Жана Габена, который потерял от их красоты голову. Когда же Марлен оставила его, он заявил: «Не верьте словам красивых женщин, они вспоминают о душе всякий раз, когда мужчина смотрит им на ноги».

Дино снова хитро улыбнулся и как будто что-то вспомнив, продолжил:

– А куда, собственно, прикажете французу смотреть в поисках эфемерной души? На грудь? Простите, мой друг, Франция не Россия. Даже не Италия, где женщина может похвастать достоинствами этой части тела. Вы спросите: «А Демонжо, что родилась здесь в Ницце?» Но у нее же мама русская!

Я перебил Дино и заметил, что отношение русских к женщине все-таки другое и что Марлен Дитрих на вопрос журналистов, в чем феномен ее души, отметила ее астрально-мистическую связь с русскими. Итальянец глубоко затянулся сигарой, прежде чем выдать очередную мысль:

– Давайте, дорогой мой, попробуем объяснить отношение русских к женщине все той же загадкой русской души. Дэннис, вы сказали, что образ этой вашей актрисы трагичен, я правильно понял? – хозяин дома пристально смотрел на меня. Сигара, зажатая в его пальцах, слегка подрагивала, испуская волнистую струйку дыма к потолку.

– Совершенно верно, сеньор. Как я вам уже сказал, американцы сравнили ее с Монро. Если бы они могли тогда знать, что ее судьба сложится почти так же, как у самой Монро…

– Это тоже была скоропостижная смерть? Неужели она также умерла молодой? – в его глазах застыло сожаление.

– Ей было всего 37. Она угасала, потихоньку спиваясь, в закрытой квартире, забытая всеми. Как потом оказалось, она отравилась неизвестным ядом. Заметьте, Дино, как похож их уход.

– Дэннис, еще раз, как ее звали? – спросил парфюмерный магнат, не вынимая сигары изо рта и широко расставив ноги точно так, как на своих карикатурах Кукрыниксы изображали миллионеров-капиталистов.

Я повторил ее имя снова.

– Вы, молодой человек, молодец, у вас цепкая память, склонная к сравнительному анализу. К тому же, обратите внимание, Дэннис – Мерилин Монро – ММ, а Изольда Извицкая – ИИ. Не кажется ли вам, что в этом есть нечто мистическое, или скажете, что это химера? Есть же Брижит Бардо и Мишель Морган. Их жизнь сложилась по-другому.

– Если вы, Дино, про мистику судьбы толкуете, то думаю, что это простое совпадение. Хотя истина не должна быть обязательно явной, а корни наших чувств порой находятся в мирах иных. Жаль только, что ваших лестных слов по мою душу не может услышать моя мать. Она считала, что я бездарный историк, к тому же бездельник и лодырь, страдающий прогрессирующим слабоумием. И часто сокрушалась, почему никто кроме нее не может измерить всю глубину моего невежества.

– Что ж, я надеюсь, у меня будет для этого время. Мы еще поговорим об истории, но сначала я бы хотел продолжить о себе.

Будь мы ровесники, я бы обязательно спросил хозяина дома, стоит ли. Но как младший по возрасту, не посмел.

– Так вот, – сказал магнат, нервно потягивая сигару. – Я познакомился с Самантой в Париже. Дела мои шли прекрасно, и тогда, в свои тридцать пять лет я мог многое себе позволить, в том числе, я позволил себе ее. Пора было обзаводиться семьей, чего мои родители никак от меня не ожидали. Мне пришлось изменить своим привычкам и причудам и приспособиться к привычкам Сэм. Она была тоже из приличной семьи и жила с родителями на Елисейских полях. Я женился на ней и ни разу об этом не пожалел. Как женщина она была просто чудо.

Я видел, как у отца Клер загорелись глаза и как снова угасли, едва его губы коснулись сигары. Повинуясь инстинкту житейского любопытства, я прервал Дино.

– Почему же тогда вы расстались? Может быть, вы встретили на своем пути итальянку с теми же достоинствами?

Вопрос был смелым, может быть, даже бестактным, но как я уже успел отметить, Дино был не из тех, кто встает в позу всякий раз, когда нарушается этикет, иначе зачем он стал бы так охотно посвящать меня в свои семейные тайны.