Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники - [9]

. Позволяя фактам говорить за себя, Торкунов обоснованно отвергает устоявшийся в советской историографии взгляд относительно того, что наступление 25 июня 1950 г. началось с Юга. В то же время автор счел необходимым подчеркнуть тот факт, что и в Южной Корее шла подготовка к объединению страны силой. Обе стороны были настроены весьма решительно и преследовали свои внутриполитические и националистические интересы, поэтому изначально война в Корее носила характер гражданской войны. В данной работе Торкунов также дает ответ на все еще дискутируемый вопрос о роли Москвы в начале агрессии. Он детально проследил эволюцию позиции Сталина в отношении идеи Ким Ир Сена объединить Северную и Южную Корею военно-силовым путем. Если в 1949 г. Сталин негативно отнесся к предложению Кима, то в конце января 1950 г. он ее поддержал.

Подход Торкунова, совпадающий со многими концепциями зарубежной историографии, в настоящее время разделяет большинство российских специалистов по Корее и историков холодной войны. Так, новый взгляд на историю Корейской войны представлен в рассчитанной на более широкий круг читателей и носящей очерковый характер книге И.М. Попова, С.Я. Лавренова, В.Н. Богданова «Корея в огне войны»⁴. Опираясь на рассекреченные документы и зарубежные публикации, авторы стремятся представить непредвзятую картину генезиса и развития конфликта на Корейском полуострове. В книге также затрагивается вопрос о подготовке к военным действиям не только на Севере, но и на Юге.

Однако как показывают другие публикации, чрезмерное акцентирование подрывной деятельности и военных приготовлениях в Южной Корее, подводит к выводам о «неоднозначности» ответа на вопрос об инициаторе Корейской войны, что вольно или невольно ведет к затушевыванию ответственности Северной Кореи за начало агрессии. Широко привлекая все документальные свидетельства относительно ситуации в Южной Корее, представители данного подхода фокусируют внимание на активных военных приготовлениях к силовому решению корейского вопроса на Юге. В этой связи отмечаются такие факты, как алармистские высказывания Ли Сын Мана накануне войны, а также участившиеся вооруженные столкновения сторон в районе 38 параллели, которые приняли форму настоящих сражений летом и осенью 1949 г. (особенно в районе Онджина). Сторонники этой интерпретации (которую, по их мнению, в американской историографии представляет Брюс Камингс⁵) критикуют тезис о «неожиданности» для Южной Кореи нападения с Севера. Они ссылаются на мероприятия по укрепления обороноспособности южнокорейской армии и на другие факты, в частности на донесения советского посла генерала Т.Ф. Шлыкова от 20 июня 1950 г. (относительно перехваченного с Юга приказа о начале атаки против Севера в 23.00) и от 21 июня (об информированности Сеула о готовящемся наступлении Корейской народной армии). В целом они полагают, что каждая из сторон стремилась подтолкнуть другую к началу войны, чтобы снять с себя ответственность за ее развязывание.

Один из активных сторонников данного подхода, известный исследователь истории Кореи Ю.В. Ванин высказал эту позицию еще в 2000 г. И он продолжает ее придерживаться в новой книге⁶, подробнее о которой будет сказано чуть позже. Ванин исходит из тезиса, что поскольку война была неизбежна, то не столь важно, кто ее начал, но очень важно учитывать фактор массированного внешнего вмешательства (курсив мой – Н.Е). Именно интернационализация конфликта стала причиной затягивания Корейской войны на долгие годы⁷. Иными словами, по мнению Ванина, война в Корее состоит как бы из двух войн. Первую начали «две правящие элиты» разделенной Кореи, а вторая – «дело рук внешних сил»⁸.

Оставляя в стороне спорные положения этой концепции, нельзя не согласиться с автором, что в столкновении двух сверхдержав на Корейском полуострове собственно корейские интересы были отодвинуты на задний план. В неоднократно опубликованной за последние годы беседе Сталина с Чжоу Эньлаем 20 августа 1952 г. советский лидер, настаивая на продолжении войны ради ослабления престижа США, их глубокого вовлечения в дела Дальнего Востока и отдаления мирового конфликта, которого он опасался все послевоенное десятилетие, отметил: «Северокорейцы ничего не потеряли, кроме жертв, которые они понесли в этой войне». И далее: «Конечно, надо понимать корейцев – у них много жертв. Но им надо разъяснить, что это дело большое»⁹.

В свете новых документов все больше проясняется вопрос об истории переговоров о перемирии в Корее, которые официально начались 10 июля 1951 г. в Кэсоне. Несмотря на недостаточность документов, чтобы в полном объеме осветить как предысторию мирных инициатив, начало которых относится к июлю 1950 г., так и секретные переговоры представителей СССР, Великобритании и США с участием известного дипломата и историка Джорджа Кеннана, а также неоднозначную позицию и инициативы китайского руководства, этот вопрос отличается наибольшей согласованностью мнений. Исследователями отмечается заинтересованность Сталина, озабоченного ситуацией в Европе, в том, чтобы США как можно дольше были вовлечены в конфликт на Дальнем Востоке. Обращается внимание на амбиции как СССР, так и США, не желавших первыми предлагать перемирие. Подчеркивается решающее значение поворота во внешней политике СССР после смерти Сталина и влияние протестного движения в различных странах мира против Корейской войны.