Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники - [121]

Кто надзирал за Берией в штабе МВО? Может, туда командировали опытных надзирателей с Бутырки? Или поручили его охранникам самого штаба? Но слова «надзиратель» и «охранник» не зря образованы от разных корней. За заключенным требуется именно «надзор», а не только «охрана»: надо предотвратить не только побег или похищение заключенного, а и многое другое, скажем, самоубийство заключенного. А способы самоубийства бывают необычайно изощренными, скрытными, неожиданными. И опытный надзиратель тем среди прочего и отличается, что он хорошо и твердо знает, чего именно в связи с этим следует опасаться и за чем именно надо следить.

Как Берию выводили на прогулку – ведь в штабе МВО не было специально оборудованного дворика для прогулок заключенных? А подобный дворик – это исключение возможности побега или установления контакта с внешним миром, а также исключение наблюдения извне за режимом и расписанием прогулок.

Если место заключения Берии надо было хранить в каком-то особом секрете, то зачем же было помещать его как раз в штаб, где неизбежно каждый день по долгу службы бывают генералы и офицеры из округа и не из округа? Не говоря уже о том, что сами многочисленные сотрудники штаба, не имеющие никакого отношения к работе с заключенным Берией, ежедневно оказывались неподалеку от него без всякой к тому надобности.

Если бы некие доброжелатели Берии попытались бы освободить его силой, то заодно (и неизбежно) пострадал бы и штаб МВО. Кому и зачем понадобился такой добавочный риск?

В Москве и Подмосковье имелось много мест заключения, в том числе и тайных – некоторые из них за прошедшие полвека с лишним были рассекречены и подробно описывались в прессе. Если уж все они по какой-то немыслимой причине не подходили – то за полгода (на самом деле много быстрее) можно было специально выстроить или переоборудовать место для содержания одного-единственного заключенного?

Может быть, однажды в спешке решив поместить Берию в штаб МВ О, в дальнейшем опасались куда-либо его перемещать – не напал бы кто-нибудь при таком перемещении? Но как ни важен был Берия, товарищ Хрущёв (например) после 26 июня был наверняка еще важнее – и его, Хрущёва, возили по Москве каждый день.

Суд над Берией проходил также в штабе МВО – то есть обвиняемого судили прямо в месте его заключения. Так бывало, но крайне редко. А вот чего не бывало никогда – это чтобы весь состав суда был из высших военных – во главе с маршалом Коневым. Чем на этот раз оказались непригодны испытанные кадры – товарищи Ульрих, Вышинский, да и вообще весь корпус юристов Советского Союза? И чем маршал Конев так уж хорош в роли судьи? Впрочем, при всем уважении к заслуженному маршалу приходится заподозрить, что с ролью судьи в «деле Берии» он, по-видимому, справился не блестяще, ибо больше его на эту роль никогда не привлекали.

СЕКСУАЛЬНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ БЕРИИ

Впервые эта тема возникла на закрытом пленуме ЦК КПСС в начале июля 1953 г.: Хрущёв в своем выступлении сообщил кое-какие единичные факты. Затем по Москве и по Союзу распространились слухи о каких-то необычайных развратных действиях Берии: он якобы содержал под Москвой целый особняк с наложницами; проезжая по Москве, приказывал охране схватить прямо здесь же, на улице, приглянувшуюся ему девушку… и т. д. В советской прессе все это появилось в конце 1980-х гг. Подробного пересказа эти сплетни были бы недостойны, даже если бы они были правдой.

Для оценки этих версий отметим, что товарищ Сталин за последние свои 8 лет жизни принимал научного руководителя советского атомного проекта Игоря Васильевича Курчатова лишь 2 (два) раза; некоторых других физиков-ядерщиков – 1 (один) раз. Это значит, что Сталин, строго говоря, не руководил атомным проектом.

Подлинным административным главой атомного проекта был Берия. С физиками он встречался, перезванивался и переписывался постоянно. Мне доводилось слышать отклики о Берии от физиков – участников атомного проекта: они оценивали Лаврентия Павловича исключительно высоко как толкового, умелого администратора. Берия ездил и на конкретные строившиеся и запускавшиеся в эксплуатацию объекты. Так, в 1947 г. он дважды выезжал на Урал, под Кыштым, на объект, называвшийся тогда «База-10» (позднее – «Челябинск-70»). В результате этих поездок сменились два директора этой важнейшей стройки.

Вообще советские «аппаратчики» после войны продолжали работать в режиме военного времени, не только без отпусков, но и без выходных. Тогдашний начальник Генерального штаба Штеменко свидетельствует в своих мемуарах, что среди его сотрудников имели место случаи смерти от нервного истощения. В соответствии с личным режимом дня Сталина рабочий день советского аппаратчика заканчивался в 3–4 часа ночи, а начинался в соответствии с законодательством – в 8–9 утра. В 1980-е гг. мне довелось взять интервью у пенсионера, бывшего в начале 1950-х гг. замом министра строительных материалов. Он и его жена рассказали мне, что при Сталине у них в семье считалось маленьким праздником, если супругу в воскресенье удавалось пообедать дома – так, чтобы за время обеда его не «выдернули» обратно на службу.