Хмель-злодей - [7]

Один — юноша, почти подросток, лет шестнадцати от роду. Лицо его, которое и так нельзя было назвать красивым, еще более портило постоянно хмурое выражение и мрачный взгляд из-под насупленных бровей.

Другой — человек лет пятидесяти на вид, крупного телосложения, с властным выражением на довольно красивом и волевом, но уже несколько обрюзгшем лице. Черты его дышали отвагой и неукротимой энергией, а в глубине глубоких черных глаз прятались постоянные недоверие и хитрость. И хотя одет он был так же, как и другие, может быть, только немного богаче, остальные почтительно называли его не иначе как «батька». Любой житель Чигирина опознал бы в этих двоих казацкого сотника Богдана Хмельницкого и его старшего сына Тимофея.

Но пустынен был шлях, по которому вели свои набеги на Южнорусские города татары, уводя мужчин и женщин в полон.

Вот и Богдану ещё в молодости, после неудачного похода на турок, выпала эта доля. В том бою убили отца его, а сам он попал в плен. Хитрый и изворотливый, он немедленно принял ислам и получил возможность относительно свободного передвижения, выучил турецкий и татарский языки, что и пригодилось ему в дальнейшем.

Через два года он был выкуплен из плена. Как это произошло, Богдан никому не рассказывал, потому что выкупил его тот самый еврей Захарий, его давний приятель. Но возвратившись, он немедленно покаялся в церкви и вновь принял православие. Богдан Хмельницкий и сам точно не мог бы сказать, когда зародилась в нём эта ненависть к евреям. Возможно, это чувство передалось от предков и усилилось после выкупа его Захарием из плена. Его угнетало то, что он обязан жизнью жиду, его тошнило, когда приходилось раскланиваться и чуть ли не обниматься с евреем. Он — шляхтич, потомок древнего рода, казацкий сотник, вдруг оказался обязан жидам, этому презренному племени. И чем больше делали для него евреи, тем более люто он их ненавидел. Так обиженный пёс старается укусить руку, которая его кормит.

К Хмельницкому подскакал высокий, широкоплечий казак.

— Треба отдохнуть, батька, коней запалим.

Богдан посмотрел на Ивана и дал приказ спешиться. Люди устало расседлывали коней, снимали поклажу, устраивались на ночлег. Хмельницкий послал двоих в охранение и присел возле костра. Вскоре к нему присоединился и тот казак, что попросил его об отдыхе. Иван Ганжа, черноволосый и широкоскулый с несколько выдающимися лопатообразными зубами, происходил из молдаван. Ганжа был старинным приятелем Хмельницкого, делившим с ним и все тяготы военной службы, и веселые застолья, самый близкий друг и преданный слуга. В боях и походах они не раз выручали друг друга и спасали от верной смерти.

Да и остальные казаки, спутники Хмельницкого, были самыми надежными и верными людьми из его Чигиринской сотни. Им Богдан мог довериться, и они готовы были отдать жизнь за своего «батька», которому были беззаветно преданы.

— Вишь, Иван, как дело повернулось, из верноподданного Речи Посполитой я стал бандитом. Даже награду назначили за мою голову.

— Так ведь ты казак умный и изворотливый, выход найдёшь.

— План-то у меня был, да подвёл Роман, никак не ожидал предательства от старого боевого товарища. Столько раз вместе на татар ходили. Ну, ты иди, отдыхай, а я ещё посижу, подумаю.

Иван поднялся и, тяжело ступая, направился к шатру, где спали вповалку казаки.

Эх, Роман, Роман. Богдан с досадой выбил о каблук пепел из трубки. Действительно, предательство Романа Пешты спутало все планы Хмельницкого по организации восстания. Отчего тот, старый друг, предал, Богдан мог только догадываться. А ничего удивительного, если разобраться, здесь не было.

Измена и предательство вошли в кровь казацкую, да и простого люда, который пополнял ряды казаков. У основателей казацкого войска, по сути своей разбойников, не было понятия о чести и достоинстве, а дальнейшие притеснения поляками развили в них только самые низменные инстинкты. Богдану Хмельницкому и самому доводилось неоднократно изменять своему слову и предавать.

По его замыслу, реестровые казаки шести полков, присягнувшие польской короне, получающие жалованье и освобождённые от налогов, должны были одновременно восстать в шести важных центрах право— и левобережья Днепра, разбить небольшие польские гарнизоны и, соединившись, двинуться на Черкассы, где находилась ставка коронного, назначенного королём гетмана.

Одновременно должны были вспыхнуть народные восстания на Левобережье, а также на Подолии, где уже действовал со своей ватагой Максим Кривонос.

Тогда же должно было подняться и Запорожье. Запылавшая одновременно по всей Малороссии народная война не оставляла полякам на победу ни одного шанса, поскольку королевских войск на Южной Руси было не более десяти тысяч человек. Одержав победу над королевским гетманом, можно было бы начать переговоры с польским правительством и достигнуть соглашения об увеличении казацкого реестра, изгнать панов с русских территорий, добиться автономии и самоуправления, не порывая окончательно с Речью Посполитой.

И тогда он сможет на равных вести переговоры с королём польским, оставаясь верным Короне, а король, зная его как верноподданного, передаст ему земли покорённых магнатов.