Хмель свободы - [6]

Шрифт
Интервал

– Я сам!

– Как хочешь, – согласился Щусь.

Под дулами винтовок и пистолетов Данилевский быстро стянул с себя карабин, бросил в воду. Следом полетела амуниция с кобурой и шашкой, а затем и шинель. И сапоги исчезли в темной воде, и галифе с белой окантовкой. Он остался в гимнастерке с крестами и нашивками и в шерстяном, теплом исподнем.

Перекрестившись, надеясь на Бога, на удачу и на свой опыт «соколиста» и спортсмена, капитан прыгнул с перил моста. Прыгнул ловко, косой линией, вниз головой. И исчез под водой. Не всплыл, не взмахнул рукой. Бешеные буруны сразу поглотили его, утащили в черную глубину.

– Нестор! – юродствуя, закричал Федос. – Горе! Як жыть? У нашого имения больше нема наследника!

Махно не ответил. Он мрачно смотрел, как ссутулившийся Иван Лепетченко часто крестился и шептал слова молитвы.

– Ты шо, Иван, заупокойную читаешь?

Младший Лепетченко продолжал креститься, наклонив голову и глядя себе под ноги.

Опустел мост. К костру подсели свободные от дежурства черногвардейцы: Щусь, Сашко Лепетченко, Калашник, Каретников, Савва…

– Хоть ночью воны, може, не пойдуть, – сказал Сашко. – Заморывся за день…

Иван подошел к брату, протянул ему свою винтовку:

– Возьми.

– А ты куда?

Иван молча пошел прочь от костра.

– Иван! – крикнул Сашко. – Куда ты?

Младший брат обернулся:

– Погано, Сашко… Батьку свого мы сами убили, попа убили, багато народу поубивали, потопили. Не буде нам счастья, хлопци. Грех велыкый!

– Ну и куды ж ты?

– До Бога.

И он продолжал медленно идти вверх по белому снежному косогору, оставляя четкие следы.

– Иван, мы клятву на крови давалы! – закричал ему вслед Сашко. – Помнишь, Иван? Там, в кузни! Не можеш ты нас оставыть!

Но Иван уходил все дальше и дальше.

Сашко схватил винтовку, передернул затвор. Поблескивающий медью патрон скользнул в казенник.

– Стой, Иван!.. Стой, кажу!.. – в отчаянии закричал Сашко. – Не изменяй нашему братству!

Он начал целиться в фигурку, темным пятном выделяющуюся на склоне.

Но Махно отвел рукой ствол «винтаря»:

– Не надо, Сашко. Единый твой брат. Другого не будет.

Уходил Иван…


Поздним вечером, укладываясь у костра на кожушок, Щусь прошептал Сашку Лепетченко:

– Нет, не тот стал Нестор! Раньше был как стальной штык. А теперь! Сколько офицерья отпустил! Жалостливый стал!.. Это она все, она! Погубит она Нестора… Бабы, они все такие: из стали тесто могуть замесить…

Сашко, уткнувшись в овечью шерсть, беззвучно плакал. Он чувствовал, что брат ушел от них навсегда.

Глава вторая

Владислав Данилевский вынырнул из ледяного коридора. Днепровская струя заталкивала его в новую западню, но, оказавшись на чистой воде, последними усилиями, отчаянно загребая мощными руками, капитан пристал к береговой закраине. Ломая лед и кровяня руки, выбрался на заснеженный берег. Перевел дыхание. От него шел пар.

Он заставил себя бежать. В сторону от реки, в сгущающуюся темноту. Голые ступни упрямо топтали снег. Капитан хотел жить и знал, что ему нельзя останавливаться.

Вдали светились огоньки большого села, доносились песни, музыка, огненные пороховые шутихи время от времени взлетали над хатами, на миг освещая соломенные крыши, тополя, далекие фигурки людей. Кто-то палил в небо из винтовки. Рождество!

Данилевский бежал к хате, стоявшей на отшибе, в стороне от села. Хата была неказистая, но в окошке теплился огонек.

Капитан упал на пороге, попытался постучать в дверь, но руки уже не слушались его, только слабо скребли по деревянному косяку.

И все-таки его услышали. Дверь открылась, и в щель осторожно выглянула баба в толстом платке, накинутом на голову и плечи…

Свет от сальной плошки в хате был слабый. Затащив капитана в дом, хозяйка скинула платок и оказалась совсем молодой еще женщиной: черноволосой, пышногрудой, в одной рубахе, охваченной пониже шеи тесемкой со сборками.

Нимало не стесняясь, она втащила капитана на полати, раздела догола и принялась, поливая себе из пузырьков на ладони темную жидкость, растирать крепкое, но обмякшее тело офицера. Поворачивала его из стороны в сторону. Руки Данилевского безвольно, со стуком падали на застланные рядном доски. Перекатывался на шее крестик на дорогой цепочке.

При этом хозяйка странной хаты без конца нашептывала что-то, из чего можно было разобрать лишь отдельные слова:

– …ты пройди, огонь, по билу тилу, по темным жылам, не будь огонь пожаром, а будь жаром… Спаси, Христос, помылуй, Мыкола-угоднык. Розгоны кровь, не дай застыть… Божья Маты-печальныця, як твий сын не замерз у овечих яслях, так и ты не дай душу на замерзання…

Сильная и крепкая, она втащила капитана на печь, накрыла старым кожухом. Влила в горло жидкость из другого пузырька. Сама стала на колени перед красным кутом, где горела лампадка. Зашептала, запела слова, не похожие на обычный рождественский тропарь. Здесь было много слов и фраз, принадлежащих только ей:

– …Христе Боже наш, возсияя мирови свет разума, в нем бо звездам… учахуся Тебе кланятися солнце правды… и народився Ты нагий и слабый, як дитя, але силой духа Своей сильней царей и владык… от же дай сьому человеку, нагому и слабому, як и Ты был, трошкы силы… бо й його матир родила, и його хтось любыть та й жде…


Еще от автора Виктор Васильевич Смирнов
Седьмой круг ада

Продолжение широко известного романа "Адъютант его превосходительства". Действие романа снова разворачивается на юге России во время Гражданской войны. На страницах книги сходятся те же трагически непримиримые герои — Павел Кольцов, генерал Ковалевский. Едва вырвавшись из белогвардейской контрразведки, Кольцов кидается в самую гущу событий. Ему удается добыть важнейшие сведения о готовящейся в Таврии наступательной операции…


Миссия в Париже

И вновь мы встречаемся с уже полюбившимися героями сериала «Адъютант его превосходительства» – Павлом Кольцовым, Петром Фроловым, Таней Щукиной и многими другими. В новом романе Игоря Болгарина рассказывается о секретной операции под грифом «Бриллиантовая дипломатия», к которой прибегло молодое правительство Советской республики для скорейшего завершения Гражданской войны, а также об операции «Засада», не менее трудной и головоломной, проведенной Павлом Кольцовым незадолго до последних сражений на Южном фронте, в октябре 1920 года.


Чужая луна

Конец 1920 года. Война в Крыму закончилась. Остатки Вооруженных сил Юга России эвакуировались в Константинополь, их временно расположили на Галлиполийском полуострове. Но жизнь в изгнании тяжка, и многие хотели бы вернуться на Родину. В их числе оказался и генерал-лейтенант Яков Слащёв-Крымский, осужденный офицерским судом чести и разжалованный бароном Врангелем в рядовые за резкую критику его действий в Крыму. Прозябая в одиночестве и нищете, Слащёв неожиданно получил шанс на возвращение, когда к нему пришел его старый знакомый Павел Кольцов, отправленный в Галлиполи со специальной миссией самим Дзержинским…


Багровые ковыли

В романе рассказывается об одной из самых драматических страниц Гражданской войны – боях под Каховкой. В центре произведения судьбы бывшего «адъютанта его превосходительства» комиссара ЧК Павла Кольцова и белого генерала Слащева, которые неожиданно оказываются не только врагами.


Милосердие палача

Как стремительно летит время на войне! Лишь год назад Павел Андреевич Кольцов служил «адъютантом его превосходительства». Всего лишь год, но как давно это было… Кольцов попадает туда, откуда, кажется, нет возврата – в ставку беспощадного батьки Махно. А путаные военные дороги разводят Старцева, Наташу, Красильникова, Юру. Свой, совершенно неожиданный путь выбирает и полковник Щукин…


Рекомендуем почитать
На пороге зимы

О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».


Шварце муттер

Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.


Хождение в Похъёлу

Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…


История плавающих средств. От плота до субмарины

Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.


Викинги. Полная история

Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.


Первый крестовый поход

Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.


Горькое похмелье

Нестор Махно – известный революционер-анархист, одна из ключевых фигур первых лет существования Советской России, руководитель крестьянской повстанческой армии на Украине, человек неординарный и противоречивый, который искренне хотел построить новый мир, «где солнце светит над всей анархической землей и счастье – для всех, а не для кучки богатеев». Жизнь его редко бывала спокойной, он много раз подвергался нешуточной опасности, но не умер, и потому люди решили, что у него «девять жизней, як у кошки». В третьей книге трилогии акцент сделан на периоде 1919–1922 годов, когда Махно разошёлся в политических взглядах с большевиками и недавние союзники в борьбе за новый мир стали непримиримыми врагами.


Гуляйполе

Нестор Махно – известный революционер-анархист, одна из ключевых фигур первых лет существования советской России, руководитель крестьянской повстанческой армии на Украине, человек неординарный и противоречивый, который искренне хотел построить новый мир, «где солнце светит над всей анархической землей и счастье – для всех, а не для кучки богатеев». Жизнь его редко бывала спокойной, он много раз подвергался нешуточной опасности, но не умер, и потому люди решили, что у него «девять жизней, як у кошки». В первой книге трилогии основное внимание уделено началу революционной карьеры Махно.