Хлыновск - [17]

Шрифт
Интервал

Отец рассказывал мне о такой смерти, случившейся с его молодым приятелем.

После погрузки ссыпщики покидали амбар. Юноша шел последним, шагах в десяти от впереди идущего.

Раздавшийся крик оступившегося на перекладе сейчас же вернул уходивших товарищей, но… на поверхности виднелись только руки и скрывающаяся волосами голова… Пришлось открыть нижний люк амбара. Сюда, к этому отверстию, и вытянуло струей хлеба задушенного и сдавленного до неузнаваемости несчастного юношу.

— Видно, умереть по-всячески можно, — закончил отец о смерти друга. — А все-таки, сдается мне, сам человек виновен: в неправильное положение природу ставит, скоп большой допускает всякой земной силе, — ну, она его и хлопает… По мне быть, она ой как еще хлопнет нашего брата — земного человека…

Глава шестая

НАЧАЛО СЕМЬИ

Вот что мне удалось написать по разновременным и отрывочным рассказам отца и матери об этом времени.

В субботу перед Масленой неделей Сережа Водкин затемно вернулся домой. Он был сильно во хмелю; это с ним случилось первый раз за женитьбу. Из-за пазухи его овчинника торчали бахромы персидского платка. В обнимку он держал расписной поставец. Карманы шубенки оттопыривались от содержимого в них.

Он перебрался через калитку. Во дворе стояли двое саней, оглобли которых долго путались под ногами Сережи. Лошади шуршали сеном под навесом сарайчика.

«Двор-то свой ли?…» Осмотрелся; перед ним оконце келейки, с правой руки лачуга Андрея Кондратыча. Свой двор, без сомнения, если бы не оглобли…

В келейке малый светик.

Пятник сегодня, то бишь — субботница… Лампадка горит, — бормотал Сергей Федорыч и корявым пальцем деликатно постучал в оконце. Анена сейчас же открыла мужу. Сережа с порога запел октавой до фальцета:

    Зажигайте огни,
    Кипятите котлы…

Жена зажгла крошечную лампу. Келейка просветлела. Потянулись тени полом, стеной и сломались на потолке. Запахло вином.

Сережа стоял у порога с подношениями, пригнув голову от низкой матицы.

— Мое нижайшее! Да что ты, Аненка, словно уперлась об меня… Пьяный, что ль? Не верь глазам — я тебе по всем половицам пройдусь, не качнувшись… — сказал он и наклонился, чтоб поцеловать жену.

— Ой, как от тебя вином разит!

— Что с ним поделаешь. Вино из хлеба силу набирает, — его не утаишь в глотке… Да… Ты на вот, держи. — И Сережа стал вытягивать из-за пазухи огромный платок.

В избушке заискрилось: цветы, узоры заговорили, заласкались и к людям, и к стенам.

Анена, как зачарованная, смотрела на выпадающую на пол, к ее ногам, волшебную ткань, она сжала на груди руки, с вытянутым лицом не могла оторваться от цветной шали.

Сережа, довольный успехом подарка, улыбался на жену, на ее восторг.

— Хорош подарок?…

— Так ли я была б довольна, коли не пил ты… Все это время… Видала по тебе, как ты крепился… И вот этого, как огня, боялась…

— Сегодня кончили работу… Засяду за верстак и — будет. Как вижу я, всего вина не перепить… Держи кубышку с медом душистым… А карманы сам разгружу…

Анена поставила мед и занялась свертыванием драгоценной шали. Сережа очищал карманы от пряников, орехов и конфет.

— Дорого как, верно, это стоит, — укладывая платок в сундук, сказала жена.

— Не дороже вот этой штуки, — сказал муж, вынимая из внутреннего кармана мятые бумажки, серебро и медь. — А если выпивши я, так это с устали, лопни глаза, с устали.

Пьет мужик от устали, да от сердца… А мое сердце довольно, Аненка, — и он, большой, неуклюжий, обнял маленькую голову жены и поцеловал звонко, с причмоком.

— Батюшки, что же это я тебе поесть не даю… — засуетилась жена.

— Не надо, — отмахнулся Сережа, — севрюжину с картошкой ели. Ты вот помоги разонучить ноги… Ноют ноги…

Анена разула лапти мужу.

От тепла Сережа сильнее захмелел.

— Я, да для жены моей собственной, хоть столько пожалею? Да чтоб, лопни глаза… Подожди, такое я тебе предоставлю, — заикаясь, сказал муж, пытаясь щелкнуть пальцами.

— Предоставил уже, муженек, — сказала Анена и громко по-девичьи засмеялась… Смех перешел в слезы, смешался с ними и перешел в рыданье.

Муж недоумевающе уставился на жену.

— Анена, слышь, Анена… Что с тобой? — трезвея, бормотал Сережа, прижимая к себе плачущую.

— Ничего, ничего, это я так… — сквозь всхлипы заговорила Анена. — От обеда самого деваться куда не знала… К тебе бежать хотела, чтоб рассказать… тебе рассказать…

— Да что случилось? Обидел кто? — взгрубив голос, спросил муж, освобождаясь от жены и приподнимаясь как бы на защиту.

— Забеременела я, — розовея лицом, сказала Анена. Сережа, не в силах перевести сразу мысль на новое положение, сделал жест к животу жены:

— Забрюхатила, что ль?

Сделав два шага к двери и обратно, он опустился у ног жены и заулыбался.

— Ну вот, ну и хорошо, никому убытку нет и реветь не к чему… А кто в брюхе-то?

Анена кокетливо тронула щетинистую голову мужа.

— Глупый, чтоб наверное, так об этом до конца не узнаешь…

Молодые супруги надолго засиделись. На каждое предположение Анена без умолку фантазировала о будущем.

— Я думаю, что у меня будет мальчик — так и тетка Февронья сказала, когда живот мой смотрела…

— Покажи живот, Анена.

Молодая женщина выпрямилась. На сарафане по очертаниям живота ничего не было заметно, но Анена поводила рукой мужа по животу, и оба нащупали чуть ли не головку младенца.


Еще от автора Кузьма Сергеевич Петров-Водкин
Аойя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пространство Эвклида

Яркий и самобытный российский художник, график, теоретик искусства Кузьма Сергеевич Петров-Водкин (1878–1939) прославился и как писатель, чье мастерство и манера изложения не уступают в своеобразии живописным работам. «Пространство Эвклида» является продолжением автобиографического произведения «Моя повесть» («Хлыновск») и принадлежит к лучшим страницам отечественной мемуаристики. Эта живая энергичная проза, в которой будто наяву слышны интонации устного рассказа, передает все богатство впечатлений и переживаний тонкого и глубокого мастера.


Самаркандия

Из впечатлений художника о пребывании в Самарканде в 1921 году.


О «Мире искусства»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.