Хлопушин поиск - [31]

Он заторопился, дорогое время уходит, разровнял по столу ладонью камни и, словно угадав мысли секунд-ротмистра, вытащил единственный в камнях рубин.

— Ахтунг! Шесть граней! Екатеринбургской огранки работа. Не хуже амстердамской. — Он поднес к свече камень густого кровавого цвета. — А днем, светом нальется, не так еще заиграет!

— Камешки, небось, не честным путем вами приобретены, — ядовито сказал Повидла, а приказчик взрыгнул от злой радости. — Чай, и золотишком ворованным промышляете, а может быть, и фальшивую монету чеканите, как покойный Акинфий Демидов? Кунштюки ваши, сударь мой, все же ни к чему не приведут, — сказал он. — Вас я с собой беру, а добро свое здесь прячьте. Это последнее мое слово!

Шемберг беспомощно поглядел по сторонам. На глаза ему попался ларец с кухенрейтерскими пистолетами. Схватил его и протянул ротмистру:

— Это тоже мой подарок! Вы солдат, вам они нужнее. А я не о себе забочусь, интерес господина графа мне дороже собственной жизни.

Повидла сдался. Бережно принял от управителя ларчик, передал его вошедшему вахмистру, а камни со стола сгреб в гусарскую ташку.

— Хорошо. Пропозиция моя такая к вам будет, — сказал он. — Берите с собой еще лошадей, вьючьте их переметными сумами и седельными торбами. Хватит?

— О! — Управитель поднял глаза к потолку. — Я всегда говорил, что вы благородный человек.

В этот момент за дверьми послышалась возня, чей-то отчаянный крик, и в зал ворвался человек. Он упал к ногам Шемберга, целуя полы его халата. Это был Петька Толоконников.

— Барин, солнышко наше ясное, — завопил Петька, — меня с собой возьмите! Ежели останусь, смертушка мне. Ведь я для тебя служил, смилуйся, не бросай!

— Пшел, пес! — Шемберг брезгливо вырвал из рук Петьки полу халата. — Ничего я не знаю. Уходи, живо!

Петька упал на пол и, колотясь головой о паркет, взвыл по-бабьи:

— Смертушка моя!.. Быть мне на веревке!.. Ратуйте, люди добрые!..

— Кто это? — ротмистр удивленно поднял брови.

Шемберг замялся, смущенно потирая руки.

— Работный наш, — сказал он, наконец, и добавил стыдливо:— Сей человек выполнял для нас особенного свойства поручения, нарочито деликатные.

— Камешки самоцветные он у горщиков для управителя выманивал, — рубанул в открытую Агапыч. — А еще шпионом нашим был, Хлопушу обихаживал.

— Как? — развел удивленно руки Шемберг. — Петька был Хлопушин конфидент? Почему я об этом не знал?

— Не одному тебе, батюшка, Петькой пользоваться, — ответил невежливо Агапыч и обратился решительно к офицеру. — Ваше благородие, Петьку вы с собой забирайте. Не дайте человеку пропасть. Хлопуша и Жженый о Петькином ушничестве дознались, и ему здесь верная смерть будет.

Ротмистр ткнул носком сапога лежащего Петьку:

— Довольна выть, не баба! Отвечай, только не ври. Уршакбашеву тропу знаешь?

— Знаю! — вскинул голову Петька. — Убей меня бог, знаю, ваше благородьичко!

— Провести нас ею сможешь?

— Семь раз ходил, — радостно закричал Толоконников. — Для управителя за самоцветами ходил. Сначала все по берегу Белой, так чтоб Малиновые горы[17] все время в спину были, а как до Акташ-горы дойдешь, круто на закат свертывай, на башкирские святые горы Иремель. Там тропа кончается и на два пути делится. Левым путем по реке Ай до златоустовского купца Лугинина завода добредешь, а правая тропа на Чебаркульскую крепость и далее на Челябу пойдет. Вам куда, ваше благородие?

— Верно! — подтвердил ротмистр. — А до Челябинской крепости, по-твоему, как далеко?

— Сам не хаживал, а от других слыхал, что ден пять пути будет.

— Ладно! Пойдешь с нами проводником. Иди, сряжайся в путь.

Петька бросился в ноги ротмистру, поцеловал полу его венгерки и выбежал торопливо из зала.

— Трактом ретироваться небезопасно, — обратился ротмистр к Шембергу. — От летучих шаек злодеев нападению подвергнуться можно. А в случае неудачи, с вашим добром как ускачешь? И решил я скрытной Уршакбашевой тропой до Иремеля подняться, чтобы из сих мест, объятых мятежом, незаметно выбраться. А потом пойдем открыто на Челябу. Так для наших голов и для вашего добра лучше .будет.

Никто не заметил, каким торжеством загорелись глаза приказчика, когда ротмистр согласился взять Толоконникова проводником. Но он поспешил под опущенными ресницами скрыть их радостный блеск, К нему подошел Шемберг.

— Господин Агапыч, совета прошу. С заводом как поступить? Сжечь, чтобы Хлопуше не достался? Пример?

Агапыч выдвинулся вперед. Вид у него был торжественный и серьезный. Склонив голову набок, заговорил проникновенно:

— Батюшка Карл Карлыч, сам ты видел, что я на службе его сиятельства графа живота не жалел. И хочу я до последнего издыхания ему послужить. Останусь я на заводе его добро доглядывать. Бог не выдаст — свинья не съест. А без врагов и в заячьей норе не проживешь. Стар я, и смерть мне не страшна. Может, хоть малую толику из графского имущества сберегу. А, впрочем, твоя управительская воля, как прикажешь, так и сделаю.

Не поверил Шемберг ни одному слову Агапычеву. Уставился на него пытливо. Хотел в душу ему пробраться, разворошить ее до дна, узнать, что задумала эта проклятая лиса. Но Агапыч ответил ему по-детски невинным взглядом. С безмятежным спокойствием ждал он ответа управителя. И Шемберг, не в силах разгадать задуманное, ответил сухо: