Хлебопашец - [72]

Терентий Семенович тяжело переживал это состояние, старался подавить его, всячески загружал себя, откликаясь на многочисленные приглашения. Его хотели видеть на своих совещаниях агрономы и педагоги, члены обществ «Знание» и охраны природы, школьники и студенты, книголюбы и Охотники. Ему звонили и писали приглашения, к нему ехали делегации с поручением уговорить, добиться согласия.

Он по-прежнему вставал рано: в три-четыре часа утра уже был на ногах.

— Раньше некогда было спать, а теперь и время вроде бы есть, но не спится.

За всю свою жизнь, где бы он ни был — дома или в командировке, он не проспал ни одного рассвета. И не случайно на вопрос «Ваше любимое время дня?» он, не задумываясь, ответил однажды: «Восход солнца».

— А вот учиться очень хочется,— признался он. — И, как ни странно, желание это с возрастом не только не ослабевает во мне, но делается все сильнее — день и ночь бы читал. Наверное, упущенное наверстать хочется. Ведь я многого еще не знаю, а знать хочется. Ответ в книгах найти, мнение умного человека услышать. О чем? Да разве мало над чем жизнь наша заставляет задумываться?

...Вставал рано утром, включал электрический чайник, брал в руки книгу. И частенько зачитывался так, что вода выкипала до донышка и начиналось угрожающее потрескивание. Терентий Семенович сидел тут же: знал, что может забыть про чайник, и поэтому устраивался рядышком, — спохватывался. Бежал в сенцы, где стоят бачки с водой, привезенной специально для чая из Шадринска. Из колодца, который во дворе и к которому ходят по воду все соседи, он не берет для чая: «Не тот вкус».

Попив чаю, заваренного в стаканах, накрытых крышками от кофейных баночек, и съев бутерброд с сыром или два-три пряника (так и в обед и в ужин), Терентий Семенович идет во двор — зимой дорожки очищает от снега, летом в огороде возится: копает, сажает, пересаживает, пропалывает, поливает. У него и на огороде есть паровой участок, который он все лето содержит в совершенной чистоте: копает, граблями боронует. Поначалу я подумал, что какие-нибудь опыты ставит. Оказалось, всего лишь «производственная необходимость»: весной не успеть ему сразу оба дела сделать — вскопать огород и посадить картошку, вот и оставляет свободный участок, который можно загодя и не торопясь взрыхлить и удобрить, чтобы весной, не перекапывая, посадить картошку

Каждое утро, когда еще спит деревня, он прибирается не только во дворе, но и перед домом, «у лица» мусор подберет, подметет, чтобы чисто было, когда люди пойдут.

В эти ранние часы его ничем не отличить от односельчан, от стариков деревенских. Идут мимо люди — кто на ферму, кто к городскому автобусу торопится, — здороваются на ходу, но так, будто и невдомек им, что вот в этом человеке, вышедшем навести порядок перед палисадником, соединились и сблизились, как в легенде, две эпохи российской истории, далеко отстоящие друг от друга, соединились и сблизились все события новой эпохи, ставшие для многих далекой историей.

2

Недавно я просматривал почту Терентия Семеновича, собранную за многие годы в огромные связки: письма, открытки, телеграммы.

«Впервые повстречался с вами, когда вы поездом возвращались из Москвы, и мне довелось послушать ваш рассказ о наших главных заботах — о Земле и Хлебе,— писал ему железнодорожник из Свердловска Е. Потемкин. — Сидел я в купе рядом с вами, слушал ваши слова — и запали они мне в душу, как семя доброе в землю».

«Два наших соседа по купе улеглись спать, а мы разговаривали, и наша беседа продолжалась до самого утра»,— напоминал о встрече, состоявшейся лет двадцать назад, геолог Николай Зенков.

А молодой рабочий КамАЗа (так и подписано письмо) не встречался с Мальцевым никогда. Однако знает его и восхищается:

«Какая у вас удивительная судьба! Какую большую и прекрасную жизнь вы прожили! На ваших глазах росло и крепло Советское государство. Вы видели то, что мы сейчас знаем по книгам и фильмам. Не только видели, вы сами активно участвовали в строительстве государства. Большое спасибо вам за все то доброе и хорошее, что вы сделали».

Должно быть, так всегда: большое видится на расстоянии. Вблизи, в селе, на него смотрели привычными глазами. Здесь его, патриарха-хлебопашца не отличить от односельчан ни на улице, ни в быту. Здесь он живет, здесь он каждый день на виду А в быту много таких дел и забот, какие как бы приземляют, упрощают человека. И он так же, как все, управляется по дому, по двору, по хозяйству, словом, как и все деревенские старики, дети которых давно выросли, обзавелись семьями и отделились. Хоть и неподалеку живут и наведываются частенько, однако в доме уже не помощники, самому надо управляться.

Зашел я к Мальцеву ранним ноябрьским утром, а он березовые дровишки покалывает: в стариковских теплых валенках выше колен, в долгополом изношенном пальто, в шапке — одно ухо торчком.

— В охотку или ради разминки? — спрашиваю. Нам всегда почему-то хочется услышать: мол, люблю это дело, жить без него не могу.

— Надо,— ответил он коротко, как ответил бы на его месте любой крестьянин, для которого работа — необходимость. Люби не люби ее, а делать надо.