Хлеб - [209]

— Не-е, — покачал головой Андрей Ильич. — Может — если заставят, а сам — не-е. Как узнал, что «Дон» на пять с половиной тонн важче от «Нивы», про себя решил, что первый за такой цацкой не побегу. Тринадцать тонн четыреста кило с порожним бункером — это ж половина танка «тэ-тридцать четыре»!

(Андрей Ильич — ветеран войны и, когда уйдет на пенсию, напишет воспоминания — не такие, может, как у Рокоссовского, но уж интереснее, чем у Штеменко.)

— Четыре с половиной тысячи — это, значит, они ему тысячу га огородили одному, так? И молотил он минимум месяц сроку, верно? А у нас девиз— «уборку в декадный срок!» — легко вылущивал суть бригадир, — А за полцены сбывать — это, думаете, от хорошего?.. Госбанк не растягивается, здесь отпустили — в другом натянут. На шифере, допустим, или на бетоне. Колхоз сейчас тоже научился говорить: «Я не такой богатый человек, чтоб покупать дешевые вещи»… А вот груз — это да, проблема. С полным бункером, да заправленный, — это ж будет почти двадцать тонн! Земля пищит. Когда я забуду шестьдесят девятый год, тогда, может, побегу, а пока — не-е.

Жуткой зимой 1969-го здесь, на Ставропольском плато, я снимал с оператором подступы к атомной войне: сдутый до известкового хряща чернозем, занесенные лесополосы, фермы, станичные хаты… Андрей Ильич внедрил почвозащиту, поднял лесополосы, последние пятнадцать зим дьявол проснуться не может, частные победы над агрокомплексом США есть прямое следствие одоления эрозии, и бригадир вынужденно внимателен к давлению колес на почву. Агротехника просит, чтобы давление было не больше полутора килограммов, иначе гибнет вся биология, умоляет — не больше 1,7 кило на квадратный сантиметр, а «Дон» даже на широких новых шинах обещает 2,6.

— А разве «Нива» давала меньше, разве тот ваш «Ротор» из воздуха? — зову я к реальности, — Вроде взрослые люди, а ищете какую-то страну Муравию, только в технике…

— Спросил бы меня кто-нибудь: «Слушай, ты, такой-сякой-немазаный, ты сорок лет на одном месте — хочешь ты такую машину, на какую мы пока способны, за полцены?» А я б тем сказал: «Дорогуши, разве в цене дело? Я лично в «Уцененные товары» не хожу, мне комбайн не сам по себе нужен, пускай он и вообще даром дается. Мне его заподлицо вогнать нужно во все хозяйство, он мне ровный со всем остальным нужен, как зуб в исправной шестерне»…

— Вот тут, Ильич, ты правильно, — вдруг вступил, докурив, мой прямой наставник Карачунов, — Машина мощная, кабина удобная, много разного со всего света взяли, это здорово. Ну а если он прогоняет с работы сегодняшнего механизатора? Отсталый, видите ли! Я в районе еще когда говорил: электроника нам не нужна. Люди к ней не подготовлены, ремонтировать негде. Гаражей нет — где я часовых наберу на каждый комбайн?

«Нива» тем хороша, что весь дефицит один мужик унесет с нее за одну ходку… И кого я посажу на «Доны» — Орехова, Вербова?

(Орехов Юрий Александрович, инженер по диплому, — наш председатель, Вербов — главный инженер.)

Во-первых, Карачунову как члену бюро райкома партии не следовало бы выступать против электроники как нового этапа. Мы должны давать по рукам — крепко давать! — за антикомньютерные настроения в общественном растениеводстве. Да и всей электроники — один указатель потерь! У тех чуть не к каждому колесу реле ставят от пробуксовки, комбайн набит электронной техникой, глядишь — человека вообще убирать станут, а «Ростсельмаш» сам осторожен, с пониманием… Если «Дон» создается с известным упреждением, так локомотив и обязан опережать состав! Раз жили без гаражей, по-печенежски, так и наперед так жить?.. Мы с Андреем Ильичом просто обязаны были призвать Карачунова к порядку — слушали ведь люди разные, без четких берегов нашей дискуссии было никак нельзя.

— Я знаю одно, — вздохнул мой наставник. — Машина пускай дорожает, лишь бы дешевле выходил центнер хлеба. «Ниву» и «Колос» просто так вчерашним днем не объявишь — нам на них ехать до девяносто пятого года. Условия труда, надежность, конец потерям — вот и все, что нам надо! Черныщук Степан, Машкин, Зинченко вывели нас на сорок и пятьдесят центнеров без электроники, им электроники не надо — и нам других не надо. Да их и нет!

Охо-хо, тысячу раз прав старый писатель Энгельгардт: «Есть ли такой ум, который мог бы обнять всю сумму факторов, имеющих влияние в хозяйстве, и определить их истинное значение, все взвесить, вычислить, рассчитать?» Поди узнай, где тут у наших настороженность, дутье на воду после ожога на молоке, что перемелется — и мука будет, а что, не ровен час, и жернов поломает, и всю мельницу раскурочит… Если бы оно откровенно, простецки и писалось, а то ведь все — «унификация», «модернизация», «интенсификация», а насчет монополии — многополий нашего Андрея Ильича — ни гугу. Наоборот, все напористей закрепляется идея всезональности «Дона-1500» в державе четырнадцати морей: «предназначен для уборки зерновых… во всех зерносеющих зонах страны», как пишет в рекламках «Ростсельмаш».

А как «бедному крестьянину» узнать и пощупать, чего же он, собственно, хочет? Способ некрасовский — «столбовая дороженька», личное выяснение, кому на Руси что удалось, где и чем куют машинную Муравию.