Хизер превыше всего - [21]

Ночью Бобби заново переживал каждую секунду их общения. В одно мгновение вместилось столько всего, что получилось даже лучше, чем он мечтал, она ведь не просто обратилась к нему, но как бы предложила стать сообщником и вместе с ней действовать по ее плану и сделать нечто плохое, пока матери нет дома. Бобби пытался унять воображение, но оно уже вырвалось на волю: вот она приглашает его к себе, и он видел со стороны, как входит в нее, и чувствовал, что внутри она словно шелковое кимоно покойной матери.

Неделей раньше был Хеллоуин, и Бобби знал, что не должен надевать маску, но ему нравилось, когда взрослые скрывали за масками свои дурацкие рожи, а особенно ему понравилась Хизер в костюме котенка, с черным пятнышком на кончике носа, как если бы она ткнулась им в грязную сетку на двери. Когда в тот день она приблизилась к нему, он стоял и у него болела спина, потому что он вкалывал по полной, не желая лишиться работы. Когда он увидел ее, тело, как ни странно, осталось спокойным, а мышцы сами собой расслабились. Возможно, подумал он, они оба начинают привыкать друг к другу. В тот день, когда она, вся в черном, проходила мимо, он решил, что существует лишь один-единственный реальный способ подтвердить это предположение: она должна заговорить с ним и доказать, что достойна его, покинув свой мир и умоляя принять ее в мир Бобби.

Теперь, когда она действительно заговорила с ним, он обрадовался, удивился и преисполнился еще большей решимости. Раньше он надеялся, что ему как-то подфартит или он сам ее принудит, но когда она заговорила, он понял, что она подчиняется только себе, а вовсе не ему. Наверняка Хизер – какая-то совсем другая, еще более другая, чем он считал раньше. Есть ли что-то более потрясающее, чем физическое обладание ею? Ее смерть в его руках стала бы чудом, как чудом казалось что судьба свела их вместе, но тут Бобби вдруг осознал, сколь мимолетно это чувство. Все картинки в его мозгу сменились, и теперь он хотел, чтобы она пришла к нему по собственной воле, и не мог дождаться следующего утра, чтобы увидеть, как она себя поведет. Что с ним будет, если она исчезнет навсегда?

5

Из-за стройки на улице, где жили Брейкстоуны, пробки были круглосуточно, и на следующий день намертво застрявшие автомобили – вместе с кучами мусорных пакетов и опавших листьев – стали отличным укрытием для Марка в те напряженные минуты, когда Хизер выходила из дома и возвращалась. Марк спрашивал себя, что он тут делает, для чего он здесь. Наверное, только для того, чтобы в любую минуту прийти Хизер на помощь и, конечно, чтобы получить хоть какие-то доказательства. И вовсе не затем, чтобы бросить их в лицо Карен, а чтобы предъявить полиции. Он понял, что обязан что-то предпринять, когда в тот день дважды увидел свою дочь и рабочего, которые молча проскользнули друг мимо друга, словно фигурки в средневековых часах.

Карен продолжала дуться, а Марк держался ласково и виновато, словно накануне выпил лишнего на вечеринке. Когда они вечером легли спать, она и не догадывалась, что Марк представляет себе, как отвинчивает болты, скрепляющие леса, или надрезает обмотку электрокабеля на 220 вольт в подвале с высокой влажностью, или, самое увлекательное, заманивает рабочего в квартиру и стреляет в него, потому что тот приставал к его дочери. Спросите любого, вам всякий подтвердит: он ворвался в квартиру и бросился на него с кухонным ножом (его Марк вложит ему в руку после того, как все сделает). Наконец Марку удалось уснуть, убаюкав себя сценами смерти рабочего, особенно теми, в которых он душил его голыми руками.

Через несколько дней Марк признался своей ассистентке, что ищет работу, и попросил прикрыть его отсутствие в офисе. Он стал следить за собственным домом по два часа дважды в день и скоро заметил, что рабочий не особо и скрывается. Подстроенность этих регулярных встреч была очевидна для всех, кроме его дочери, а ремонтная бригада относилась к рабочему с таким же подозрением, что и Марк. Ремонтники приезжали и уезжали все вместе, набившись в ржавые пикапы с номерными знаками штата Нью-Джерси, и рабочий всегда сидел на корточках в кузове. Они болтали и смеялись по нескольку раз в день – в перерывах на кофе и во время перекуров, – но всегда без рабочего, который редко появлялся в самом пентхаусе. Работу ему поручали самую грязную и никогда не звали перекусить.

Марк продолжал слежку, не ослабляя бдительности: ее подпитывала как необходимость защитить Хизер, так и опасения, что его засекут. Он знал, что нужно заготовить хоть какое-нибудь объяснение на случай, если его заметит Карен, или Хизер, или кто-то из соседей, или человек с улицы – турист, няня, курьер, школьник или женщина в лосинах. Но никто не обращал на него внимания, и усилия Марка были вознаграждены в тот день, когда он увидел, как, вернувшись из школы, Хизер разговаривает с рабочим.

Обмен репликами инициировала Хизер, он был краток и, как показалось Марку, потряс рабочего не меньше, чем его самого. Но ни тема разговора, ни то, знакомы ли уже эти двое, ни робкий ответ рабочего значения не имели. Важно было лишь то, что дочь с дружеской улыбкой протянула свою невинную руку к пламени и что Марк не попал в поле зрения рабочего.