Хитрая затея - [29]

Заметив, что ходьба без опоры на трость меня пока что не утомляет, я по пути домой сделал крюк, заглянув в почти что родную Елоховскую губную управу. Пропустив по стакану чаю со старшим губным приставом Шаболдиным, я получил с него обещание в самом скором времени познакомить меня с тем приставом, что расследовал случай с вором-неудачником у Ташлиных. От ответа на вопрос Бориса Григорьевича, зачем оно мне нужно, я изящно уклонился, многозначительно намекнув на заинтересованность неких больших людей в прояснении всех обстоятельств той самой истории.

…Встречаться в заведении, где можно поесть и попить, губной пристав Крамниц не пожелал, пригласив меня к себе в Знаменскую губную управу. Ну да ладно, меня, знаете ли, и дома неплохо кормят.

Даже не возьмусь предположить, по какой такой прихоти судьбы Иван Адамович Крамниц носил немецкую фамилию, уж больно русской наружностью он обладал. Отпустил бы усы, по-иному причесался, поменял одежду — ну ни дать, ни взять, приказчик в лавке преуспевающего купца никак не меньше, чем второй тысячи. Поручение известить о находке Ташлиной боярина Алексея Филипповича Левского, после чего вести дальнейший сыск совместно с оным боярином Крамниц, как оказалось, уже получил, по каковому поводу и пребывал в некотором, мягко говоря, недоумении.

— Ваше сиятельство, может быть, вы соблаговолите объяснить смысл сего странного поручения? — в голосе Крамница звучала вполне естественная обида. — Начальство меня никакими разъяснениями не удостоило, сказав лишь, что всё узнаю в своё время. Никогда такого не было!

— Для вас — Алексей Филиппович, — сразу обозначил я правила нашего дальнейшего общения. — Смысл здесь в том, что так пожелал государь. Вы будете вести розыск на предмет выяснения того, причастен ли приказной советник Ташлин к исчезновению своей супруги, но если по ходу вашего розыска проявятся какие-либо подробности, касаемые служебных дел Ташлина, вам надлежит немедля сообщать о том мне и далее эти подробности буду прояснять уже я. Повторюсь, Иван Адамович, это воля государя, и мы с вами, как его верные подданные, обязаны её исполнять. И исполнять вместе.

— Что же, Алексей Филиппович, я вас понял, — ненадолго задумавшись, оживился Крамниц. — Прошу простить, а не для вас ли спрашивал меня о деле с проникновением вора в дом Ташлиных Борис Григорьевич Шаболдин?

Что ж, с памятью и сообразительностью у Крамница полный порядок, и мне оставалось лишь подтвердить его догадку.

— Государь дал вам повеление уже тогда? — удивился пристав.

— Нет, тогда это было моё частное дело, — честно признался я. — Вора застрелили из карабина моей системы и мне захотелось познакомиться с женщиной, которая, как писали в газетах, это сделала. Остальное, Иван Адамович, вы знаете лучше меня.

— Да уж, — Крамниц довольно хохотнул, не иначе, моя немудрёная лесть подняла ему настроение, — знаю. Но, должен сказать, Алексей Филиппович, карабин ваш хорош! Однако же госпоже Ташлиной он оказался не по силам…

Мы побеседовали ещё сколько-то времени, взаимное понимание между нами как-то само собой наладилось, Крамниц велел подать нам чаю, в общем, уже минут через десять я уверился в том, что с Иваном Адамовичем мы сработаемся.

— Ох, Алексей Филиппович, вот попомните мои слова, намучаемся мы с вами с этим Ташлиным! — в сердцах сказал Крамниц, когда я попросил его поделиться впечатлениями о предмете нашего будущего внимания. — На редкость неприятный человек. Неприятный и скользкий какой-то. Вот выкрутился же тогда, а я вам голову дам на отсечение — не было его в ту ночь дома! И в вора кто-то другой стрелял!

— Но зачем тогда Ташлин того стрелка выгородил? — спросил я.

— Не знаю, — недовольно ответил Крамниц. — У меня первоначально соображение имелось, что у госпожи Ташлиной любовник был, в таком-то случае понятно, что мужу в измене жены признаться стыдно, вот и взял он всё на себя. Тем более, получалось, что он был в своём праве, застрелив вора. Вот только…

— Что? — попробовал я подтолкнуть Крамница, когда он слишком уж сильно задумался.

— Да я слуг в доме уж и так, и этак допрашивал, так никто же, ни единая душа не признались, что был у хозяйки любовник!

— А какою, Иван Адамович, видится вам причина столь единодушного молчания? — заинтересовался я. — Любит прислуга хозяйку или же боится?

Над ответом Крамниц долго не думал.

— Любят. Если кого они и боятся, так это хозяина, а хозяйку любят, — со всей уверенностью сказал он.

— А как вы полагаете, Ташлину живою найдут или мёртвою? — задал я следующий вопрос.

— Полагаю, мёртвою, — тяжко вздохнул Крамниц. Что ж, я и сам так считал.

— Тогда разговорить прислугу будет проще, — заметил я. — Ташлину это, конечно, к жизни не вернёт, но раскрытию дела поможет.

Своё согласие с моими словами Крамниц выразил молчаливым кивком. Что ж, дело своё Иван Адамович знает, тем приятнее будет с ним работать. Расстались мы с приставом довольными друг другом.

Перед Рождеством я ещё успел встретиться с профессором Маевским для обсуждения программы дальнейшей работы над моей диссертацией. Программа была проста и понятна: что и как я буду делать, это оставалось исключительной моей заботой, господин же профессор брал на себя оценку моих трудов по мере их продвижения и выдачу ценных советов по мере надобности. Такое вот разделение труда, против которого я, однако же, никаких возражений не имел. Какой вообще тут смысл возражать, если иначе-то просто и не быть не может?..