Хищник - [15]

Но надо было дождаться опергруппу. Та неожиданно быстро прибыла. Следом явилась скорая помощь, фотограф щелкал вспышками, а потом, отложив фотоаппарат, стал снимать тела на видеокассету и мимоходом присутствующих. Майор, старший опергруппы и хороший знакомый мне, по моей просьбе ускорил составление протокола - хотелось быстрее закончить формальности и отправиться собирать информацию. Я проглядел протокол, составленный с моих слов, - все было правильно, - подписал, и подошел к полковнику Коневу, беседующему с Еленой Михайловной в сторонке (о чем-то важном, если судить по его масляным взглядам). Я сказал, что хочу съездить в гостиницу, где вчера едва Аркадия не застрелили. Опергруппа, конечно, была, но надо и самому следы изучить. Вчера не до следов было, сами понимаете. А так мало ли?.. Полковник не возражал. Я вышел из дома и, сев в свой "Форд", отъехал.

Между тем воздух по сумеречному загустел. Солнце давно уже скрылось за деревья, и в лесу заметно потемнело; но птицы ещё покрикивали - слышно было сквозь опущенные стекла окон. Скоро я въехал в город. Улицы, спускавшиеся к набережной, и сама набережная были, как всегда ближе к вечеру, веселы; много гуляющих девушек... И это хорошо, ухмыльнулся я, закуривая на ходу.

ГЛАВА 8

ЖЕНЩИНЫ ОБОЖАЮТ УБИЙЦ

Вскоре выехал на набережную. Здесь было люднее, чем днем. Улицы, радиально спускающиеся к набережной, сама набережная - все было заполнено гуляющими... Девушка прошла... такая куколка!.. Еще целая группка... все курят, школьницы, наверное... засмеялись, увидев сквозь открытое окно, что я их разглядываю на ходу.... Дорогу перебежала, едва не попав под колеса моего "Форда", большая светло-желтая собака, на набережной и живущая. Две женщины важно прошли с детскими колясками, из которых, одинаково привстав и в одинаковых белых чепцах на головах, оглядывали заповедный мир младенцы. С расположенных прямо на тротуаре мангала азейбарджанцев слетел ветерок и донес аппетитный запах жаренного шашлыка, и я понял, что несмотря на недавний обед в имении Куницыных, успел проголодаться. И хотелось пива. Я немедленно притормозил. Вокруг мангала были расставлены несколько столиков, и один был незанят. Вышел из машины, запер дверцу и подошел к продавцам. Меня, конечно же, узнали сразу. Удивительно было бы, если не узнали. В свое время я такую чистку устроил в южной среде... до сих пор не опомнились. Так что мнея радостно приветствовали, наперебой спрашивали:

- Начальник! Шашлыка отведай, сделай радость!

- Давай! - согласился я. - Сделаю. И пару бутылок пива организуй, сказал я старшеи пожелание, для них, конечно же, являвшееся законом, было исполнено буквально. Я присел к свободному столику, и мне принесли заказанное. Разговор об оплате не стоял, разумеется, все они должны быть счастливы... Чему счастливы, я не конкретизировал, только вспомнил, как в первой здесь разборке, состоявшейся в загородном карьере, лопались головы тех, у которых от крупнокалиберных пуль большой армейской винтовки... Ладно, черт с ними!

Еще больше стемнело. Вода за бетоном парапета маслянисто переливалась, разчерченная перепонками огней с другого берега и с проходящих катеров на частые радиальные сектора... Девушка, облокотившись на парапет, нагнулась вниз к воде... белые брючки сильно обтянули круглый задик... оглянулась внезапно, видимо, почувствовав взгляд, но поклонника не обнаружила.

Я доел сочное мягкое мясо и, посмотрев в сторону азейбарджанцев, тут же устремивших взоры ко мне, сдержанно кивнул, мол, хорошо, доволен. Те расплылись усатыми улыбками, словно глянцевые коты. Из киоска, где продавались напитки и сигареты (киоск тоже принадлежал азейбарджанцам) густо, сладко растекалась южная музыка, и в тон, так же невыносимо страстно, непонятно и жалобно чужой певец страдал о чем-то, ясно о чем.

Я взглянул на часы. Почти девять. Надо было съездить в гостиницу. Я встал сел в машину, закурил и, заведя мотор, рванул с места так, что завизжали шины.

Район набережной, где расмещалась гостиница с пышным провинциальным названием "Савойя" (все названия, дублирующие атрибуты дальнего, призрачного, недоступного мира - провинциальны, что там ни говори), находился в так называемом старом городе. Районы эти в иное, доброе социалистическое время были, естественно, забыты властями, регулярно косметически реставрировались, но за подкрашенным фасадом имели древнюю, гнилую, рассыпающуюся подоплеку. Все средства, естесственно, уходили на строительство спальных микрорайонов, по-хрущевски расползающихся к светлому будущему. Однако, даже отсутствие средств и внимания руководителя города не разрушило вконец древнее покрытие древнего центра: кое-что латалось жителями и работниками предприятий, а по большому счету спасало качество старых построек, - в цемент, что-ли, они там добавляли для прочности - не иначе. Так что до счастливых перестроечных времен сохнанилось несколько классических образцов позднецарского архитектурного искусства, радующие глаз заезжего знатока пышным хаосом собирательной любительской смеси. Вот и гостиница "Савойя", бережно отреставрированная, доведенная до блеска современными строительными методами, являла восхищенным зрителям фасад, украшенный балюстрадами, фризами, пилястрами и орнаментами, берущими начало из готики, ренесанса, барроко (ничего не забыто? - подумал я, оглядывая ярко освещенный лик одного из самых привлекательных зданий города), из всего, давно уже почившего великолепия старины.