Хищник цвета ночи - [19]

— Хорошо.

Шаги и громко хлопнувшая дверь. Только теперь я решилась открыть глаза.

Черт, Измайлова. Что же вы оба творите?

ГЛАВА ПЯТАЯ

Рана на шее оказалась не такой страшной, как можно было представить.

Смочив в третий раз ватку антисептиком, я провела ею по покрасневшей коже, морщась от неприятных ощущений и легкого покалывания.

Кровь уже остановилась, но я маниакально продолжала проводить влажной ватой по месту укуса. Перекись пузырилась, холодила пальцы и стекала по коже.

Глубоко вздохнув, опустила руки, оперлась на раковину и снова взглянула на ранки, пытаясь сосчитать следы от зубов. Интересно, они должны быть такими припухлыми? А покраснение от моих усилий или связано с чем-то еще?

Страх смешался с раздражением, я не знала, чего сейчас хочу больше: выйти из ванной и прибить шефа или спрятаться тут на пару дней, забиться в угол и упиваться собственной беспомощностью.

— Дура, — сообщила я своему отражению.

Отражение ответило мне злым потемневшим взглядом: «Сама такая!» Проблему это никак не решало.

Вот где была моя голова там, у стеночки? Какого черта я так себя вела? Еще немного, и позволила бы шефу зайти куда дальше. Оправдание, что во всем виноваты феромоны хищников, помогало мало. Если я так на него реагировала до укуса, то что будет после? Ведь эта штука должна действовать по типу афродизиаков.

Вздохнула, коснулась пальцами кожи на шее, морщась от чувства, близкого к отвращению. Вот только непонятно, к кому или чему его испытывала: к Нику, своему поведению или к ране, которая продолжала гореть и пощипывать.

Умывшись прохладной водой, заклеила укус лейкопластырем — вдруг какая зараза попадет, и вообще, надо было поинтересоваться, чистил ли он зубы, прежде чем кусаться, — сделала дыхательную гимнастику и вышла.

Не все же отсиживаться в ванной, боясь собственной тени. Для него ведь это совсем ничего не значит, а я раздула из мухи слона.

Пора быть взрослой и умной девочкой. Подумаешь, желание. Это не чувства и не любовь. Фальшивка, которую просто надо перетерпеть, переступить и жить дальше. Как преграду, как ступеньку к становлению и росту. Всего лишь шаг к пониманию себя.

Н’Ери уже ждал меня в гостиной. Черная тень в привычном костюме — брюки и белоснежная рубашка, — застывшая у огромного панорамного окна.

— Пришла в себя? — не оборачиваясь, спросил хищник.

Голос равнодушный и спокойный.

— Все отлично, — ответила в тон ему.

Потоптавшись у входа, одернула край футболки, решительно прошагала к дивану и вольготно расположилась среди мягких подушек. Одну из которых прижала к животу, там, где клубком свернулись непонятный страх и дрожь предвкушения.

— Изменения чувствуешь?

— Нет.

Разговаривать со спиной было сложно. Но так даже лучше, чем тонуть в зелени его глаз, заикаться и сгорать от стыда.

— Хорошо.

За окном шел снег. Я видела, как ветер бил белыми хлопьями по окну.

Настоящая зима и близкий Новый год. Вот только ощущения праздника не было.

Скользнула взглядом по широким напряженным плечам, по ровной спине, замерла на мгновение на пятой точке. Неизвестно откуда взялась мысль, что в домашних брюках ему лучше, они так обтягивают его за…

— О, черт, — выдохнула я, отворачиваясь, сильнее прижимая подушку к груди и краснея от собственных мыслей.

— В чем дело?

Конечно, Н’Ери почувствовал изменение моего состояния, услышал проклятья и не мог не отреагировать.

— Изменения, — с трудом выдавила из себя, изучая картину на стене. Монохромные цвета, ночной город и хай-тек.

— Какие?

Как же мне хотелось, чтобы Ник сейчас оставил меня в покое, дал свыкнуться с новым состоянием! Но хищник отступил от окна и подошел ближе. Я слышала звук его шагов, который невероятным образом соединился с биением моего сердца. Чувствовала его тепло и задыхалась от аромата туалетной воды.

— Острые.

Резкий ответ и тяжелый вздох.

Закрыть глаза и попытаться успокоиться. Прислушаться к биению сердца и не думать о том, кто находится рядом. О первобытном черном желании, которое поднималось изнутри, грозя затопить сознание.

— Мне жаль, — тихо проговорил хищник, присаживаясь напротив.

Пожала плечами, все еще отказываясь открывать глаза. Может, и жаль, но что это изменит. Я сама дала согласие.

— Обычно после укуса пара проводит время в постели, закрепляя эффект, и поэтому контраст не так ярок.

Ник. Постель. Я. Укус.

У него вообще совесть есть? Говорить мне такое?

— Ник, — болезненно рыкнула, забыв о субординации и прочей дребедени, — заткнись.

— Еще не поздно продолжить начатое, Измайлова, — неожиданно заявил он.

— Что? — Открыв глаза, я попала в пьянящее золото его взора.

Совершенно бесстрастное лицо, словно маска: лживое, надменное, чужое — и на фоне этого хищный взгляд, из-за которого черное желание подкатывало к горлу, во рту пересыхало, и хотелось кричать от бессилия.

— Никакого секса, Н’Ери, — ответила, едва шевеля губами.

Перекрестились голодные и тяжелые взгляды, и он отступил, понимая, что я права. Это как наркотик, который затягивает в свой омут, и лучше отказаться, чем вновь и вновь оттягивать неизбежное, привыкая и сходя с ума. Потому что дальше будет только хуже. Не для него. Для меня.