Хирург - [33]

— Что с твоим голосом?

— Прикорнул. Только-только проснулся.

— До вечера!

— Пока, — он отключился, вздохнул и побрёл вдоль поезда, стараясь держаться в стороне от людского потока.

У шестого вагона щебетала веснушчатая девушка-проводница, окружённая пассажирами, Алекс отключил телефон и подошёл к ней:

— Извините, можно вас попросить?

Зелёные глаза девушки игриво блеснули.

— Смотря о чём.

— Передать телефон в Харьков. Подойдёт девушка, Анна. Светленькая такая, лет семнадцать на вид. Вот, — он протянул полтинник.

— А если я телефон присвою? — улыбнулась проводница.

— Значит, присвоите, — сказал Алекс равнодушно, его не волновало, кому достанется мобильный.

— Не бойся, всё будет хорошо, — она взяла деньги, телефон и проговорила про себя. — Анна, светленькая, молоденькая.

Если захотят вычислить, где я, будет им сюрприз, подумал Алекс и зашагал к кассам, где взял билет до Симферополя в плацкарте. Харьковский поезд вздрогнул, тронулся, громыхая вагонами. Вот и всё, меня нет, я уехал в Харьков и оставил здесь свою тень. Оп — мелькнула в толпе белокурая голова — Алекс пригнулся, шарахнулся за угол. Бросило в жар, потом — в холод. Набравшись мужества, он выглянул и вздохнул облегчённо: не Ленка. Обознался. «Привыкай, — ухмыльнулся внутренний голос. — Теперь так будет часто».

Оставшееся время Алекс просидел в кафе за чашкой чая. Недопитый чай остыл, официантки косились на странного посетителя, упёршегося взглядом в одну точку. Откуда им знать, что этот человек потерял свою судьбу?

Встрепенувшись, он по привычке полез за телефоном, чтобы узнать время, и долго рылся в вещах. Вспомнил, что ему теперь не нужен телефон, вздохнул, поплёлся на вокзал и полчаса бродил по перрону, подсознательно надеясь, что его остановят, и всё вернётся на круги своя.

Что сейчас происходит в жизни, которая осталась в прошлом? Мама ещё не вернулась с работы, за неё пока не стоит переживать. Ленка ждёт. Наверное, перестелила бельё. Как проститутка в ожидании клиента. Странное дело: клиент бывает и у шлюхи, и у киллера; его, Алекса, заказали — проститутке.

Что будет, когда она поймёт, что клиент сбежал?

Бойкий голос диспетчера объявил посадку на симферопольский поезд. Приговорённый Лапиков — к стенке, вы проиграли. Можно попытаться ещё раз, но уже другим персонажем. В странной игре под названием жизнь нельзя сохраняться. Если теряешь, то безвозвратно.

Устроившись на боковушке, Алекс глядел в окно. Купе заняло семейство: толстуха неопределённого возраста, сухонький мужичок и шумные мальчишки лет десяти-двенадцати. Толстуха извлекла из недр потёртого пакета свёрток, источающий запах копчёностей и чеснока. В купе реже, чем в плацкарте, встречаются такие персонажи, подумал Алекс, эх, пора учиться экономить.

Пассажиры толкались, наступали на ноги и галдели.

— Просьба провожающих покинуть вагон, — звонко прокричала проводница.

Толчея усилилась, а потом наступила тишина. Поезд тронулся — за окнами поплыли знакомые здания. В соседнее окно стучал черноволосый паренёк, в его глазах Алекс видел отражение своей тоски. Девушка, с которой он прощался, рыдала, прикусив руку.

Алекс полжизни отдал бы за право на надежду. Чувствуя, как в горле сжимается солёный комок, он выбежал в тамбур, прислонился лбом к стеклу, слизал капли, скатившиеся по щекам. Они были горькими.

За стеклом родной город уменьшался, уменьшался, и вот не разглядеть уже ни домов, ни труб заводов. Только жалкие лачуги убегали и убегали вдаль. Там, за полями, за холмами, за деревьями, ждали неизвестность и одиночество.

Шалый

Выехав на нормальную дорогу, я остановил машину, осмотрел разбитую фару. Всё-таки я прав, стоило проучить эту сучку! Как мне завтра братану в глаза смотреть? Новую машину ухайдокал. Твою мать, ну и праздничек! Уроды как почуяли, полезли изо всех щелей. Поеду-ка домой, оставлю машину на стоянке — гнать к Максу так в падлу. Да и как я домой доберусь? А пройдусь пешком, авось попустит.

Стоянка была за городом — пустырь, огороженный ржавой сеткой. Я посигналил. В будке сторожа загорелся свет — вышел дряхлый дед в фуфайке, сощурился, поднял шлагбаум. Припарковался я между двумя джипами, вышел, поёжился. Дубарь-то какой по ночам, а идти до фига, как долго.

— Дешяточка с вас, — прошамкал дед, я протянул деньги и направился к выходу.

Охренеть, как холодно! И ни одного таксиста поблизости. Вот же попадалово!

— Эй, дед, — позвал я — сторож обернулся. — Вызови мне такси, а? На вот тебе ещё десятку и иди, звони.

Дед исчез в будке, я размял сигарету, закурил. Как дебил, один среди ночи, в свой день рождения. Аж обидно. И гитары нет, сейчас бы сбацал что-нибудь — попустился бы. Вагнера. Во чувак сочинять музыку умел! Мороз по коже! Спасибо маме, что погнала меня в музыкалку, разглядела талант. Умница моя мама, как она там, в Италии?

— Скажали ждать, — донеслось из каморки.

Ждать пришлось долго. Я засёк время, закурил вторую сигарету. Вот же уроды! Лохи сраные! Я тут окочурюсь, пока они яйца себе чешут! На двадцатой минуте подъехала тачка. Именно — тачка, жигуль, который ещё Хрущёва помнил. Тарахтел как трактор. Я заржал во всю глотку.