Хирург - [19]

— Знаешь что, принеси-ка фотографии сестры, родителей, её парня.

Девочка вскинула голову:

— Зачем?

— Мне нужно. Просто нужно, не задавай лишних вопросов. Ты ведь хочешь, чтобы всё было хорошо?

Кивнув, она выпорхнула из квартиры.

Через полчаса сорокалетний мужчина и худенькая девушка изучали фотографии. Разложив их веером на диване, гостья выдавала семейные тайны и тайны своих подруг. Хирург внимательно слушал. Так тщательно он знакомился с историей болезни перед плановой операцией.

— Что будет с моей сестрой? — не выдержала девочка, её глаза блестели, она готова была ухватиться за тончайшую ниточку надежды.

— Выживет. Всё устроится.

— Как? Что, вообще, происходит? Я…

— Тихо, — сказал Хирург, вертя фотографию парня сестры. — Этот снимок я оставлю себе.

— Да… оставляйте…

— Единственная просьба: если вдруг в твоей жизни появится человек, и ты будешь уверена, что он достоин смерти, приходи и говори мне.

Побледнев, девушка стала собирать фотографии. Снимки постоянно выскальзывали из её рук. Она вся была — сплошной вопрос, но спрашивать боялась, как и все чувствительные и эмоциональные хелперы. Бедное дитя! И угораздило же родиться хелпером!

Когда за Викой захлопнулась дверь, Хирург всмотрелся в фото молодого человека: ничего примечательного, коротко стриженный, на губах презрительная улыбка, а вот глаза — пустые, прозрачные. Такие глаза у каждого третьего — попробуй, вычисли, кто из них переродился. С каждым годом их всё больше и больше — порожних оболочек с гипертрофированным самомнением вместо душ, и узнать их невозможно. Только хелперы могут — хрупкие, беззащитные, ранимые, вечно притягивающие несчастья.

— Посмотрим, кто ты есть, — проговорил он.

В углу спальни висело небольшое зеркало. Мимолётного взгляда хватало, чтобы понять: это необычная и очень дорогая вещь. В почерневшей оправе без труда узнавалось серебро. Внизу была подставка в форме рук, такие подставки часто делали на старинных трюмо. Казалось, что эти руки держат зеркало, перетекая мизинцами в оправу. Большие пальцы зажимали наполовину сгоревшие свечи. На ладонях лежал обычный маркер с зелёным ободком и казался нарушителем гармонии.

Этим маркером Хирург обвёл голову переродившегося и прислонил фотографию к зеркалу. Перед тем, как лечь спать, он зажёг свечи и выключил свет.

Вечером следующего дня, вернувшись с работы, Хирург перевернул фотографию: зелёный ободок почернел. Значит, девочка не ошиблась.

Спустя три дня

Нелепая смерть

Двадцатого мая в девятнадцать часов тридцать минут от полученных травм скончался Роман Глушко — бронзовый призёр по прыжкам в воду. Выходя из бассейна, он поскользнулся, ударился головой о борт. Травма была смертельной.

И — чёрно-белая фотография в траурной рамке. Хирург прочёл заголовки, скомкал газету и бросил в мусорное ведро. Прокатившись по ободку, бумажный «мяч» свалился-таки внутрь. Жил-был человек… нет — человечек. Были у него человечековые мечты сомнительного качества, человечековые душевные метания, привязанности, и вот появился нехороший дядя, скомкал его, как эту газету, и — в мусор. Не потому что дядя злой и ему так хочется — таковы условия, так надо.

Истерично завопил телефон. Хирург в два прыжка очутился возле тумбочки.

— Алло.

— Эдуард Евгеньевич, — протараторил взволнованный голос медсестры Кати. — Извините, что беспокою в выходной, но тут парнишка молодой — язва прободная. Очень сложный случай. Оперировать Куница будет, и подстраховать некому! Угробит мальчишку — жалко! Сможете подъехать?

Кто-то словно шептал на ухо: «Ты нужен. Ты можешь спасти его. Только ты». Как же не хочется уезжать! Надо.

— Буду через двадцать минут, — сказал он.

«Надо, надо, надо, — думал он, выкручивая руль — его видавший виды „Додж“ влился в автомобильный поток. — Живёшь, потому что надо, работаешь, потому что надо. Вычищаешь человеческий мусор. Не то, чтобы тебя это мусор раздражал, — опять-таки надо. Я настолько погряз в обязанностях, что уже разучился хотеть. Чего ты хочешь, старая развалина?» Хирург включил магнитолу, и зазвучало фоном:

Ты что-то за собой скрывал,

Ты должен был скрывать, не правда ли?

И твой вчерашний идеал —

Глаза пусты, стремленья неоправданны…

Хуже нет, чем ездить в час пик. Пробок на дорогах нет, но толпы пешеходов на переходах тормозят движение. В атмосфере витает дух псевдосвободы — временный и суетливый, толкающий водителей на непредсказуемые манёвры.

Второй день Хирурга не оставляло смутное беспокойство. Как будто кто-то смотрел в спину. Задумался, отвлёкся, и предчувствие опасности притуплялось, но стоило расслабиться, и голова непроизвольно поворачивалась, глаза искали врага. Паранойя начинается. Пора в отпуск.

Переход. Толстенная бабка с авоськами. Перекатывается, как утка. Скорее же! Хирург посигналил. Бабка скорчила рожу и показала кукиш. Жаль, фотоаппарата нет. Вот это был кадр!

Серебристый «Мерседес», стоящий позади, рванул с места, подрезал. Вот урод! Купил права, а ездить не умеет! Взять бы дробовик — да по бензобаку.

Опять переход! Перебегает стайка школьниц в коротких юбках. Хохочут, аж пополам сгибаются. Следом — парочка, муж и жена. Жена высокая, статная, плечи отведены назад, морщины у переносицы, губы сжаты. Тягловая лошадь. В противоположность ей муж расхристанный, красномордый, сизоносый, глаза — мутные стекляшки. Классическая рабочая семья.