Хиросима - [2]
Импульсивный я человек. Покой для меня хуже смерти».
Вот такое престранное письмо. Без подписи, зато с приложением. В виде поэмы и нескольких стихотворений. Поразительно необычных стихотворений, загадочных, интригующих. От одного из них просто не мог оторваться:
Письмо пришло в среду утром. А после обеда я шёл в магазин, накрапывал вечный дождик вперемешку со снегом, мозги совершенно раскисли, как и прах газона под ногами — в общем, слякоть была повсюду, снизу, сверху и внутри; слякоть была повсюду — и к этой слякоти предстояло мне адаптироваться. Впрочем, последнее слово меня испугало. Наверное, так выражаются доктора. А докторов я не любил тоже, как и автор письма, которое не размокало в моей голове, а, наоборот, окаменело, будто стела гранитная, словно своих проблем у меня не хватало. Семь бед — один ответ.
Как висит человек… Совсем не так, как о том пишут в книгах. Когда мне было лет шесть, я видел, как висел наш сосед. Пена изо рта, вывалившийся язык, голова набок — ничего такого не помню. Просто висел человек. Наш сосед. Все остальные соседи сбежались и растерянно созерцали. И я созерцал. И меня пугало только одно: вдруг этот сосед, дядя Боря, придёт ко мне ночью, во сне. Кто-то сказал, что он будет теперь приходить. Но он не пришёл. Он — ушёл. И в этом даже было что-то такое презрительно-романтическое. Совсем не то, о чём распинаются в книгах: пена изо рта, вывалившийся язык, сломанные шейные позвонки… разве что позвонки, голова у дяди Бори, кажется, свесилась в сторону, наклонилась слегка из любопытства: как там мир в кривом ракурсе? А прочее — просто висит человек. Просто ушёл.
Когда-то я работал промышленным альпинистом. С тех пор у меня осталась страсть к верёвкам и узлам. А ещё у меня осталась страсть к стихам. Стихи я писал много хуже, чем вязал узлы. Вернее, в стихах я тоже вязал узлы — не хуже, не лучше — просто вязал. Такой вот, скажем, узелок:
Все петли правильные как будто, а узел никак не выходит. Художественный плач. У этого парня про иволгу лучше. По-настоящему.
Я лежал на диване и глазел в потолок. За окном садилось солнце, его прощальные лучи прощупывали комнату, натыкались на трюмо и багровым сгустком взбегали к небу. К моему локальному небу, лет десять уже небелёному. Внутри сгустка отчётливо проступали царапинки, из которых запросто складывались фигуры. Две руны. У меня имелась книга о рунах, до женитьбы я покупал все модные книги, бегло пролистывал и складировал, — но я знал и без книги, что руны хорошие. Как же иначе… И я лениво пытался придумать, откуда взялись царапины на потолке. Тараканы ещё там не носились; воробейчики пару раз залетали, ребята свои, но ведь не карлсоны. Сосед сверху сквозь перекрытие тоже не мог дотянуться. Жена шваброй могла — но только в принципе. А конкретно ничего у меня не получалось с разгадкой. Однако я не печалился. И тут зазвонил телефон, я вскочил, схватил трубку и услышал вопрос: «Это Солнечный банк?» — «Банк обанкротился, разве не знаете?» — ответил я трубке. Пусть пьёт валидол. А мне вдруг пришло в голову, что руны на потолке и послание из Швейцарии могут быть связаны. Не есть ли это гарантии, подтверждение? Я рассмеялся.
«Бог ли, дьявол ли — кто-то упорно меня домогается по всем фронтам, — думал я, засыпая. — Лучше бы меня домогалась жена».
В четверг выудил из почтового ящика весточку от жены. Не на тот свет, а по прежнему адресу. Может быть, она полагала, что я воскрес? Конверт пролежал нераспечатанным на столе до позднего вечера, дозревая, или это я дозревал; как бы там ни было, перед сном я конверт вскрыл.
Решительно, обычные письма ко мне не приходили!
Жена именовала меня «дорогим», но, конечно, в кавычках. Ей было жаль, что в тридцать три года я «существовал не своим умом» (но и не тёщиным тоже). Она решила не мешать мне жить и писать свои романы, а потом вдруг иронично благодарила за подарок ко дню рождения (Какой такой подарок, когда я уже умер?) и внезапно соглашалась, что тряпок у неё действительно очень много(?). Затем упоминалась пишущая машинка. Оказывается, моя дражайшая супруга её забрала — в интересах своей курсовой работы и приносила за это извинения. (А я про машинку даже и не заметил, стояла всегда на столе; наверное, я полагал, что и до сих пор стоит, столько раз уже сидел за столом и не заметил. Чудеса!) «Можешь искать ошибки этого письма, мне всё равно», — предлагала жена, а я с горечью думал, что вся наша жизнь, возможно, ошибка. Я целый роман написал, чтоб это выяснить. Пока выяснял — жена на тот свет прописала.
Заканчивалось письмо совсем невразумительно. Она обвиняла меня в какой-то «двойной игре» и сбивчиво упрекала, что я пытался её перевоспитывать «очень суровым методом», а главного так и не понял.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Июнь, десятый класс, экзамены, запрещенный рок, СССР… Начало жизни. Конец эпохи.
Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.