Хиросима - [10]

Отец Кляйнзорге как мог перевязал кровоточащий порез отца Шиффера бинтом, который доктор Фудзии дал священникам несколько дней назад. Когда он закончил, то снова побежал в дом миссии иезуитов и нашел там свою военную куртку и старые серые брюки. Надев их, он вышел на улицу. К нему подбежала соседка и закричала, что ее муж погребен под их домом, а дом — горит; отец Кляйнзорге должен помочь.

Отец Кляйнзорге, постепенно впадающий в безразличие и оцепенение от масштабов нарастающего бедствия, сказал:

— У нас мало времени.

Дома вокруг горели, ветер дул все сильнее.

— Вы точно знаете, в какой части дома он находится? — спросил он.

— Да, да, — сказала она. — Пойдемте скорее.

Они обошли яростно пылающие руины, но, когда добрались до места, выяснилось, что женщина понятия не имеет, где ее муж. Отец Кляйнзорге несколько раз прокричал: «Есть тут кто живой?» Ответа не последовало. Отец Кляйнзорге сказал женщине: «Нам нужно уйти подальше отсюда, иначе мы все умрем». Он вернулся на территорию католической миссии и рассказал отцу-настоятелю, что огонь приближается, поскольку ветер переменился и теперь дует с севера, — всем пора уходить.

В этот момент воспитательница детского сада указала священникам на господина Фукаи, секретаря епархии, который стоял у окна на втором этаже дома миссии, глядел в сторону взрыва и рыдал. Отец Цесьлик решил, что подниматься по внутренней лестнице опасно, и побежал за дом искать стремянку. Там он услышал крики о помощи — они доносились из-под обвалившейся неподалеку крыши. Он попробовал остановить кого-то из людей, бежавших по улице от места взрыва, но никто не обращал на него внимания, и ему пришлось оставить погребенных под крышей людей умирать. Отец Кляйнзорге ринулся в дом миссии, взбежал по лестнице — уже покосившейся, заваленной штукатуркой и досками — и окликнул господина Фукаи с порога его комнаты.

Господин Фукаи, невысокий мужчина лет 50, медленно повернулся. Выражение лица у него было странное.

— Оставьте меня здесь, — сказал он.

Отец Кляйнзорге вошел в комнату, взял господина Фукаи за воротник пиджака и сказал:

— Пойдемте со мной — или вы погибнете.

— Оставьте меня здесь умирать, — ответил господин Фукаи.

Отец Кляйнзорге начал пихать и выталкивать господина Фукаи из комнаты. Тут подоспел студент-теолог: он схватил господина Фукаи за ноги, отец Кляйнзорге — за плечи, и вместе они понесли его вниз, наружу.

— Я не могу идти! — закричал господин Фукаи. — Оставьте меня здесь!

Отец Кляйнзорге взял свой чемоданчик с деньгами, взгромоздил господина Фукаи себе на спину, и все вместе они двинулись к Восточному плацу, который служил «безопасным местом» эвакуации для их района. Когда они вышли за ворота миссии, господин Фукаи уже совсем по-детски похлопал отца Кляйнзорге по плечу и сказал:

— Я не уйду. Я не уйду.

Не обращая на него внимания, отец Кляйнзорге повернулся к отцу Ласаллю и сказал:

— Мы потеряли все наше имущество, но не чувство юмора.

Улица была загромождена обломками домов, поваленными телефонными столбами и проводами. Из каждого второго или третьего дома доносились голоса заживо погребенных и покинутых людей, все они кричали примерно одно и то же, соблюдая формальные правила вежливости: «Тасукэтэ курэ! Будьте так добры, помогите!» В нескольких руинах священники опознали дома своих знакомых, но из-за бушевавшего пожара уже ничем не могли им помочь. Всю дорогу господин Фукаи хныкал: «Позвольте мне остаться». Отряд повернул направо и вышел к целому кварталу разрушенных и пылающих зданий. У моста Сакаи, который должен был привести их к Восточному плацу, они увидели, что весь район на другой стороне реки объят пламенем; они не осмелились идти туда и вместо этого решили укрыться в парке Асано слева от них. Отец Кляйнзорге, который уже два дня страдал от тяжелого приступа диареи и очень ослаб, начал шататься под своей протестующей ношей; когда он попытался перелезть через обломки нескольких домов, преграждавших им путь в парк, то споткнулся, уронил господина Фукаи и кубарем скатился к берегу реки. Поднявшись, он увидел убегающего господина Фукаи. Отец Кляйнзорге крикнул дюжине солдат, стоявших у моста, чтобы они остановили его. Но когда он сам ринулся следом за господином Фукаи, отец Ласалль крикнул: «Поспешите! Не будем терять времени!» И тогда отец Кляйнзорге просто попросил солдат позаботиться о господине Фукаи. Они согласились, но маленький сломленный человек ускользнул от них, и последний раз, когда священники видели его, он бежал назад, к огню.

Господин Танимото очень испугался за свою семью и свою церковь и сначала бросился домой самым коротким путем — вдоль шоссе Кои. Он был единственным человеком, который пробирался в город; по дороге он встретил сотни и сотни людей, идущих в обратном направлении и, кажется, все без исключения пострадали. У одних были обожжены брови и кожа свисала клочьями с лица и рук. Другие испытывали такую острую боль, что им приходилось идти с поднятыми вверх руками, будто они что-то несли. Некоторых тошнило прямо на ходу. Многие были голыми или в лохмотьях. Под одеждой ожоги зачастую оставляли следы от лямок и подтяжек, а у некоторых женщин отпечатались цветы с узоров их кимоно (так получилось, поскольку белый цвет отталкивал тепловое излучение бомбы, а темная одежда его, наоборот, поглощала и притягивала к коже). Многие пострадавшие помогали идти своим родным, которым было еще хуже. Почти все эти люди шли, опустив головы, смотрели прямо перед собой, молчали и ни на что не реагировали.