Хинельские походы - [135]

— Что, Коля, саван напялил? — спрашиваю я Николая.

Баранников теперь — командир комендантского взвода по охране штаба, глава хрущевской конной разведки.

— Только что с тактики, — рапортует он. — На ночные учения ездили.

— А каковы успехи?

— Ручаюсь, все как один компасом владеют. Седьмое задание выполнено!

— Присядь, Коля. Посмотрим, как выполнили…

Я достал из стола памятку Инчина. Отправляясь в пятый Брянский поход, он просил меня следить за боевой подготовкой разведчиков. На двадцать шестое декабря в расписании занятий его четким почерком было помечено:

«Учения в составе взвода по топографии. Тема: «вождение отряда по азимуту без дорог, ночью». Задание: найти спрятанный пулемет в квадрате 23-01-б. Исходная точка — развилка дорог у 35-го столба. Движение: к ориентиру 1 (лесокомбинат) — под углом 270° — 700 метров, к ориентиру № 2 (второй мост на Сычевке) — под углом 250° — 450 метров, пулемет под снегом — 280° — 3800 метров».

— Ну и как? Нашли пулемет?

Баранников смеется:

— Без затворной рамы… Бойцы весь квадрат клинками перепахали; думали, что завалящий какой случайно попался, ну, и сомневаются…

— Так вот, — говорю я, — скажи им, что они молодцы, работают, как настоящие разведчики, что эта наука поможет им в степном рейде.

— Да уж наука надежная, все понимают, — соглашается Николай. — Только и науки уже все прошли, говорят бойцы, а дела настоящего все нет и нет, Михаил Иваныч! И маскхалаты пошил я, и брюки ватные… Хорошо бы, Михаил Иваныч, и коней маскхалатами снарядить. Для разведчиков… Дозвольте на это дело материальчику!

— Посмотрим, Коля, что Москва подбросит, А сколько надо?

— Да что там, пустяк. Из двух парашютов двадцать халатов для бойцов пошито, а на коней, думаю, четырех достаточно.

Десантное снаряжение у нас использовалось без остатков: из сумок и грузовых мешков шили одежду, из ремней и добротных пряжек получались превосходные подпруги к седлам, вата целиком шла на фуфайки и брюки. Из полотна парашютов в первую очередь изготовлялись бинты, затем маскхалаты, подкладка для теплых вещей и белье. Даже стропы, и те шли в дело: из них наши портные вытягивали отличные нитки, которые тут же запускали в машинки.

— Нет, Коля! Четыре парашюта нам дороже двадцати лошадей. Лучше уж сорок бойцов в халаты оденем. И ты гляди, лейтенант приедет, так чтобы в мастерской был порядок!

Баранников спохватился:

— Ох! Виноват, Михаил Иванович! Анатолия Ивановича привезли, может быть, час назад! Филонов доставил. Я думал, вы знаете…

— Ранен он, что ли?

— Нет, цел. Только жар у него…

Я поспешил к землянке Инчина, Там уже хлопотали Оксана Кравченко, старшина хрущевцев Виктор Жаров и Филонов, сопровождавший Инчина в его пятом Брянском походе.

— Признаки тифа, — без обиняков доложила Оксана, уже второй год работавшая у эсманцев фельдшером. — Температура за сорок, — добавила она и приказала Баранникову: — Все снять и прожарить в бочке, укрыть теплее и подать чаю с медом, горячего молока! Если простуда, — поможет! Иди!

Обычно смешливая и задорная, с ямочками на розовых щеках, с жгучими темными глазами, Оксана преображалась, становясь воинственной богиней исцеления в тех случаях, когда отряду грозила какая-нибудь инфекция или эпидемия.

— Чего очи вылупил? На больного гляди, а не на меня, — накинулась она на старшину Жарова, поедавшего ее глазами. — Вот же, не мычит, не телится!

— Дежурных санитарок назначь, — опалив Жарова огнем агатовых глаз, требовательно продолжала Оксана, — хорошенько топи печку, не давай выходить больному на холод! Одеяло теплое или тулуп, свежие простыни и белье подавай сейчас же!

Инчин лежал на койке и безразлично глядел на собравшихся. Меня признал сразу же.

— Вы тоже сюда, товарищ капитан… Как же там наши в Хинели? Холодно тут…

В землянке было жарко, но его знобило, он бредил.

Филонов передал мне сумку лейтенанта, и я вышел, оставив больного на попечение Оксаны и Баранникова.

Две недели назад Инчин был командирован в Смелиж, в ставку орловцев, для того чтобы провести из Брянского леса к нам большую трупу партработников, которую готовил высадить в Смелиж УШПД. Кроме того, я просил Инчина ускорить отправку на Большую землю семей сумских партизан, все еще находившихся в Смелиже и, судя по письму Артема Гусакова, переживавших там большие лишения.

«Хлеба и сухарей, товарищ капитан, давно нет, — жаловался Артем, — детишки болеют, женщины плачут. Жить приходится в землянке, а погода плохая, и самолеты не прилетают. Отправил я в Москву только половину, — которые послабей да поменьше, а с остальными бедую…»

Инчин должен был «выколотить» продовольствие от командиров Знобь-Новгородского и Середино-Будского отрядов Горюнова и Сеня и тем поддержать «девятую нестроевую» Гусакова, а пока я хлопотал о том, чтобы вслед за Инчиным направить старику специальный продовольственный обоз.

Теперь это уже сделано: пятьдесят голов рогатого скота и десять коровьих туш (на тот случай, если бы скот разбежался при перестрелке), а также двадцать возов с пшеницей были направлены Гусакову и нашим северным отрядам.

В эту экспедицию ходила рота конотопцев под командой самого Кочемазова. Он возвратился, а часть партработников была высажена на хинельский аэродром, и вот сейчас дневник Инчина должен рассказать мне о партизанских семьях и о положении в Брянском лесу.