Химическая реакция - [31]

— Я тоже так не умею, — честно призналась Яся. — Мама у нас непревзойдённый мастер во всём.

— Да ладно тебе. Со скуки чего только не придумаешь, — отмахнулась Татьяна Георгиевна. — Муж уже ворчит, что скоро станет поперёк себя шире с такой кормёжкой. Приходится ему, бедному, в спортзал ходить…

— Ничего, мужикам полезно! — подмигнула Эмма. — Вон Макс тоже качается и по вторникам с друзьями в футбол играет.

— А ещё быстро бегает и плавает, он на турслёте всех просто на тряпочки порвал. Видели фотографии?

— Да нам всё некогда нормально пересечься… А у тебя есть?

— Ага! Хотите, покажу?

Пока Яся ходила в свою комнату включать компьютер, женщины зацепились языками насчёт одежды, и Эмма высказала своё восхищение марке «от Гордеевой». Татьяна Георгиевна на это легкомысленно заметила, что готова и ей что-нибудь сшить или связать, и модница со стажем неожиданно явила бешеный энтузиазм. Яся даже успела проверить почту и посидеть в «Контакте», когда Эмма, наконец, про неё вспомнила. Они посмотрели фотки со слёта, другие фотографии Яси, в том числе и знаменитые в узких кругах «колбочки». Потом Эмма обратила своё внимание на многочисленные рисунки, развешенные по стенам, и Ясе пришлось признаться, что это — её. Так же, как и несколько картин в комнате родителей. Даже на кухне висел симпатичный натюрморт с цветами и ягодами, который она рисовала ещё в школе. Сейчас Яся больше увлекалась фотографией, и новые рисунки появлялись нечасто.

Эмма внимательно разглядывала каждый, что-то спрашивала, попросила показать ещё что-нибудь — и Яся достала из ящика несколько папок.

— Ярёнок, твой телефон!

— Ой, это, наверное, Максим! Вы его дождётесь?

Эмма рассеянно кивнула, а Яся вприпрыжку помчалась в коридор.

— Он сказал, что заедет через полча…

Яся осеклась и замерла, словно налетев на невидимую преграду. Женщина сосредоточенно листала папку, которая до этого оставалась лежать в полуоткрытом ящике стола. Единственная. Та, которую трогать было нельзя. Наверное, Эмме это просто не пришло в голову…

— Положите, пожалуйста, обратно, — севшим голосом попросила Яся. — Это… личное.

— Я вижу.

На свет неумолимо был извлечён самый нижний рисунок. Самый последний. Самый страшный.

Яся бессильно опустилась на край кровати, вслед за Эммой неотрывно глядя на Димкин портрет. Он тогда сказал, что она превзошла саму себя, и он получился, как живой. Непослушные волосы со смешной мелированной чёлкой, широкоскулое лицо с чёрными блестящими глазами и задорная бесшабашная улыбка — здесь был он сам, настоящий, Димка-«Порох», чью бешеную энергетику не могли передать даже фотографии. А Ясе это удалось. Она только потом, разглядывая собственное творение, мысленно удивилась — почему при такой беспечной улыбке в его глазах есть что-то такое… отчего вдруг защемило сердце. Она не видела у него таких глаз, не рисовала их… они как-то сами получились. Димка тогда ещё посмеялся над ней и запретил перерисовывать. Даже сделал себе копию и потом выложил на своей страничке: смотрите, какой я здесь крутой! Да ещё на любимом мотоцикле! Ради правды, мотоцикл здесь только угадывался; Димка опирался на его руль, чуть отведя руку в перчатке и облокотившись на вторую. Казалось, в следующий миг он уже помчится навстречу ветру, смеясь во всё горло над теми, кто опять остался позади… и листок неизбежно опустеет, не в силах его удержать. Никогда не унывающий, безбашенный, неистовый Димка «Порох», кумир двора и их близлежащей школы, надёжный друг и неожиданно нежный, даже трепетный — с ней, Ясей. Дружба в какой-то момент переросла в нечто большее. Его первая настоящая любовь, её первый поцелуй, первое «мама, а я сегодня не приду…» Они поступили на один факультет — туда хотел Дима, его же не примут в «Рисовалку». Что ж, химия с биологией тоже неплохо… На втором курсе весной вместо кольца для помолвки он подарил ей часы. Яся в ответ подарила ему этот портрет. Ровно через неделю после этого Димка разбился на своём мотоцикле…

Хоронили в закрытом гробу — мать сказала, что на нём не было живого места. Для плиты она попросила переснять Ясин рисунок. Сказала, что только на нём она чувствует сына… живым. Бедная тётя Лиза через год совсем спилась и однажды вместе с отцом, и до того сильно пьющим, сгорела в собственной квартире. Её долго не могли восстановить…

Первое время Димкин портрет стоял на её столе, пока мама однажды самовольно не убрала его в папку. Его — и другие, беспросветно-чёрные рисунки, которые появились после того, как она снова смогла держать в руках карандаш. Или кисть. Или уголёк. Но всё чёрное, только чёрное… Как и папка. Теперь она лежала на самом дне ящика. Не забытая… просто открыть её Ясе с тех пор было очень страшно. Она плохо помнила, что там было — кроме этого, единственного, портрета Димки. Дальше легла «серая» папка — тоска, тоска, тоска, но медленно, по чуть-чуть, уже возвращаются и другие цвета. Дальше, позже — папки обычные. Много всякой трогательной ерунды. Пейзажики, натюрморты, иллюстрации к книжкам… Только вот людей с тех пор Яся не рисовала никогда.

— Интересный мальчик. Вы с ним… — тут Эмма, наконец, заметила, что с девушкой что-то не так и встревоженно вгляделась в её побледневшее лицо. — Ээ… Прости, я опять влезла не в своё дело?