Химеры просыпаются ночью - [52]

И еще эти ошметки крови постоянно вставали перед глазами. Темно-бордовые, густые, как сироп; и тусклые блики лампы в них. Встать бы на колени и лизнуть. Погрузить язык внутрь теплой кровяной массы — и держать, держать, чтоб сначала пропитался кровью кончик, потом дальше и дальше — весь язык. Теплая, солоноватая кровь. Такая липкая, когда загустеет, мягкая, приятная…

«Что это со мной? — вдруг меня передернуло, нахлынуло отвращение, — Как я могу думать о таком? Неужели мне это — нравится?»

— Да ты там помер что ли? — послышался голос матери, — не один дома живешь и в туалет ходишь.

От ее слезливых интонаций в который раз захотелось дико завыть и убежать — далеко-далеко, куда угодно, только бы не слышать этого слезливого дребезжащего голоса и не видеть замученную физиономию той, кого принято ласково называть «мамой».

Я выскользнул из ванной и юркнул назад в свой мирок — в свою комнату.

Все из-за отца. Ничего бы этого не было, не «загуляй» он. Только теперь все равно не важно, вернется или нет. Даже лучше, чтоб не возвращался: после больницы этот человек мне стал противен, и да — я его боялся. Боялся порой до расстройства желудка, когда по лестнице слышались шаги, похожие на его. Не верилось, что когда-то я любил этого мужика, что было время — мы вместе читали, играли, занимались фотоделом…

Однажды летом, кажется, я тогда учился классе в пятом, пошли в магазин и купили фотоаппарат, за 15 рублей. Смена 8М. Не знаю, увлекся ли отец фотографией сам или просто захотел меня побаловать, только часа через полтора мы, сидя на диване, увлеченно разбирались с инструкцией. Не совсем знакомые слова «экспозиция», «выдержка», «диафрагма» завораживали. Казалось, что достаточно просто их выучить, чтобы стать настоящим фотографом. Заодно мы купили какую-то тоненькую книжку, по которой сразу же научились заправлять пленку. В розовой инструкции к Смене, впрочем, тоже показывалось, как это сделать, но в книжке как-то нам показалось нагляднее.

— Вот будешь теперь нас с мамой снимать, — сказал отец. А мне не терпелось выбежать на улицу и похвастаться покупкой. Ни у кого из нас до сих пор не было такого — самого настоящего фотоаппарата. Да, теперь я смогу снимать все, что угодно, а потом мои фотографии будут храниться в тех самых толстых альбомах, что в шкафу у мамы, наряду со свадебными снимками и снимками ее молодости.

— А кто же у вас так хорошо фотографирует? — будут спрашивать гости.

— Это вот он, — и мама с гордостью покажет на меня.

И я буду скромно улыбаться, и выслушивать заслуженные похвалы.

Там было все просто, на моем фотоаппарате. На объективе нарисованы человечки, деревья, тучи, солнце… Все очень легко: вот выглянуло солнце — крути объектив на нужный рисунок; снимаешь человека — крути до картинки с человеком. Только пленку не забывай перематывать. Помню, как уже к вечеру отщелкал все 36 кадров пленки. Переснимал всех товарищей во дворе и еще кошкам досталось. Щелчок — и момент зафиксирован «для потомков» — это так Пашка выразился. Просили дать поснимать, я охотно давал, не боялся, что могут поломать. Хотя, там и ломать особенно нечего было: рычажок затвора да кнопка — вот и вся механика. Кажется, я уже в первый день строил из себя настоящего фотографа, кидался направо и налево этими самыми «выдержками», «диафрагмами»…

От приятных воспоминаний тоскливо защемило в груди. Ужасно захотелось, чтобы все вернулось: тот самый летний день во дворе, отец со мной на диване и с новенькой Сменой, мама, посматривающая на нас с ласковым полуприщуром серых глаз…

На следующее утро мы пошли покупать бачок для проявки пленки, проявители, закрепители… Денег на увеличитель не хватило, но отец клятвенно заверил, что скоро купим, так что я смогу печатать собственные фотографии.

Потом мы вместе разбирались с руководством к проявке. Заперлись в ванной с выключенным светом и, упорно сопя, в полной темноте долго пытались намотать на катушку отщелканную пленку. Потом отец сбегал на кухню и принес теплой воды. Мы развели проявитель с фиксажем в каких-то маминых банках, я тоненькой струйкой наливал в бачок. А потом осторожно крутил по стрелке на крышке бачка рукоятку.

Затем фиксаж. Он был какой-то солоноватый (я не преминул попробовать на вкус) и имел необычный запах — будто чего-то закисшего.

Сливали фиксаж в раковину и промывали под краном. Все по инструкции. Что-то черное хлопьями выливалось вместе с водой.

С дрожащими от волнения руками я отвинтил скользкую крышку бачка.

— Ну, давай, что там? — отец тоже был в нетерпении.

И… результат потряс меня. Он был именно потрясающим — по своей ужасности. Пленка, почти абсолютно черная, прилипала витками к самой же себе, кусками лежала отслоившаяся эмульсия… Перовое, что тогда подумал, было: я же обещал друзьям, что подарю им фотографии…

— Ну что же, первый блин — он, как известно, — комом, — невозмутимо изрек отец и похлопал меня по плечу.

А мне было обидно. Как же так: ведь все строго по инструкции…

Думаю, мы тогда влили слишком теплую воду, а я чересчур быстро вращал катушку бачка. К тому же, не хватило опыта наматывания пленки. Позже, потренировавшись на диафильмах, я довольно шустро справлялся с этой задачей. Да и градусник мы приобрели — так что воду стали вливать именно такой температуры, какая требовалась по инструкции.