Химера - [41]
— Верно, учил.
— Как поживает ваша супруга?
— Уже десять месяцев, как она умерла.
— Ай-ай-ай! — Шамиль цокает языком. — Извиняюсь, не знал. Сочувствую.
— Выключи свою музыку, Шамиль, — говорит Штейнберг.
— Вам не нравится, дядя Леня? Пожалуйста. — Щелчок, тишина. — Челентано, такой певец! Эта запись знаете сколько стоит?
— За что тебя уволили с мебельной фабрики?
— А! — Огорченно-бесшабашный жест. — Вы же знаете Тамилу, она сперва сделает, потом подумает. Написала заявление в профком, что я… Ну я, конечно, погулял немножко, но писать зачем? Ну вызвали меня. А что тут говорить? Я разозлился, сказал — не лезьте не в свое дело. А ее дядя, директор, совсем стал бешеный. Разругались мы. Он и составил приказ, все туда свалил, что было, что не было, прогулы, пьянки… Разве докажешь?.. А! Мне и самому там надоело… Тамила теперь просит вернуться, но я не хочу.
— Что же ты будешь делать?
— Не знаю еще. Вот на птицефабрике дружки у меня. В техникуме вместе учились. Там нужен мастер по холодильным установкам. Может, пойду. Посмотрю, в общем.
— Прадеда огорчаешь, Шамиль.
— Что поделаешь, дядя Леня? — мрачнеет парень. — Я так жить не могу, чтоб ему все нравилось.
У ворот птицефабрики он прощается и выходит из машины.
Снова мчит красный «Запорожец» вдоль вздыбленной земли, мимо нагромождений скал.
— Ну, как тебе старик? — спрашивает Штейнберг.
Круглов пожимает плечами.
— Но счастья нет и между вами, природы бедные сыны, — тихо произносит он. — Как там дальше?
— И под издранными шатрами живут мучительные сны.
— Да, да… мучительные сны… И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет…
Игорь, вцепившись обеими руками в куст ежевики, висит над обрывом, пытается нащупать ногами опору. Ноги скользят по каменной стене, не находя ни трещины, ни малейшей неровности, на которой можно было бы утвердиться.
А куст — выдержит ли?
Кажется, нет… Корни начинают тянуться… вытягиваются…
Но дядя Георгий где-то здесь, здесь… вот за тем выступом скалы…
— Дядя Георги-и-й!
— И-и-и… — подхватывает горное эхо отчаянный крик мальчика.
— Вот такая произошла история…
Я уже говорил тебе, что доводы разума для Гали ничего не значили, она повиновалась только чувству. А я… ну что тут говорить… Старый дурак, потерял голову…
Каждый день, да, почти каждый день мы укатывали на велосипедах куда-нибудь в дальние безлюдные ущелья. Галя хорошо знала окрестности Гаджинки. Поистине это был наш медовый месяц…
Горный ручей бежит неутомимо. Обтекает большие камни, торопится, журчит не умолкая. По одну сторону ручья — лес, словно прислушивающийся к говорливой воде, по другую — скалы, причудливое каменное подножие горного хребта.
— А местечко тут не пасторальное. Неспокойная какая-то природа.
— А мне покойно у тебя на плече. Такое оно надежное-надежное. Лучшее плечо на свете.
— Галка-Галочка… Как же это у нас случилось?
— Что должно было случиться, то и произошло.
— Посмотри, над нами ястреб парит. Да нет, не ястреб. Орел. Посмотри, Галочка.
— Не хочу. Мне удобно у тебя на плече.
— Ты говоришь — должно было случиться. Почему?
— Потому что ты такой, какой мне нужен.
— Ты меня придумала. Фантазерка.
— Если и придумала немножечко, то ты меня, пожалуйста, не разочаровывай.
— Галка, милая, хорошая, между нами возрастная пропасть…
— Опять ты за свое! Сто раз тебе говорила, возраст тут не имеет никакого значения.
— Имеет. Все-таки я человек из предыдущего поколения.
— Ну а что делать, если меня тянет именно к вашему поколению? Если я опоздала родиться, значит, я достойна презрения?
— Ты достойна восхищения.
— Вот прекрасные слова. Говори мне их почаще. Каждый день.
— Ты знаешь… твоя мама догадывается, что мы…
— Конечно. Она же телепатка. Ну и что?
— Мне неловко перед ней. И перед отцом твоим. Вот же, скажут, чертов старый ловелас…
— Опять! — Она приподнимает голову. — Юра, я требую, чтобы ты заткнулся. Немедленно.
— Ладно, затыкаюсь.
Вот и настал день отъезда из Гаджинки.
Круглов и Галя выносят свои чемоданы, погружают их в багажник «Запорожца». Следом за ними Вера Никандровна выходит с большой сумкой в руке.
— Галочка, тут две банки айвового варенья и одна с вишней.
— Ой! Мама, такая тяжесть!
— Ничего, ничего. Ты же любишь айву. Поставь сумку на заднее сиденье.
Пока Галя хлопочет с укладкой вещей, Вера Никандровна отзывает Круглова в сторону.
— Юра, мне надо поговорить с тобой. Насколько я поняла из застольных разговоров, ты собираешься вернуться в лабораторию.
— Ну не то чтобы вернуться. Это другая лаборатория, институт другой…
— Это не важно. Важно то, что ты намерен продолжать ту самую работу, — я правильно поняла?
— Как тебе сказать… Надо бы, конечно…
— Юра, не виляй. Скажи прямо.
Он смотрит на нее, маленькую, постаревшую, босую. Как и прежде, ее волосы расчесаны на прямой пробор, только теперь они не соломенного цвета, а седые. А серо-зеленые глаза по-прежнему пристальны, серьезны.
— Да, Верочка. Ту самую работу. Я бы хотел довести до конца.
— Довести до конца. Что это значит? Опять опыт на себе?
— Еще не знаю.
— Юрочка, не надо! Вы с Леней тогда, в шестидесятом, только чудом уцелели. Ты ведь помнишь?
— Как не помнить. Если б ты не примчалась, то… мы бы, наверное, не вышли из шока…
С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.
Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.
Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.
Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .
На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».
Две фантастические повести — «Химера» и «Девиант» — примыкают к роману своей нравственной проблематикой, драматизмом, столь свойственным ушедшему XX веку. Могут ли осуществиться попытки героев этих повестей осчастливить человечество? Или все трагические противоречия эпохи перекочуют в будущее?…У героя повести изредка проявляется странный дар: иногда на него «находит»… вроде озарения… и он вдруг видит то, что обычному взгляду не видно, скрыто временем или расстоянием.
Антикоммунист Леверетт считает, что электричество разумно и интернационально. Электричеству все равно, по проводам какой страны бежать, России или Америки. Оно убъет любого, кто намерен начать атомную войну. Леверетт был с этим не согласен…
Человек впечатлителен, и его мозг может сам создавать симптомы различных болезней. Профессор Макс Редфорд, выдающийся доктор, подвел писателя к бледному молодому мужчине с выступающими ребрами. И вдруг доходяга за несколько минут стал крепким и здоровым парнем. Выяснилось, что такова сила гипноза Макса. А можно ли гипнозом превратить человека в мертвеца? Эксперимент начался…
Пол прожил с женой долгую счастливую жизнь, но настал день, когда память и разум Гвендолин начали слабеть. Пол готов на все, чтобы вернуть любимую. Рассказ − номинант премии Хьюго за 2006 год.
На фабрику по производству радиол попадает рабочий из будущего. Находясь в состоянии частичной амнезии, он создает загадочный аппарат — твонк и маскирует его под продукцию фабрики. Что натворит эта «безобидная» радиола, попав к обычным людям?
До какой степени алкоголь влияет на логику мужчин, и на все происходящее? Двое мужчин начинают разговор в баре. По мере того, как история развертывается, начинают распадаться границы между действительностью и фантазией.
Что, если вы получите возможность «перематывать» время назад, возвращаясь в прошлое на 10 минут? Сможете ли вы достойно распорядиться представленным шансом? Улучшите вы свою жизнь или загоните себя в тупик в бесконечных попытках исправить содеянное? Игорь – обычный парень «с рабочих окраин»: без семьи, без денег, без перспектив. Благодаря случаю, он получает «ретенсер» – устройство, отправляющее владельца на 10 минут в прошлое. Решив, что это шанс исправить свое финансовое положение, герой совершает ряд необдуманных поступков.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)