Хейтеры - [9]

Тим не обратил на него ни малейшего внимания.

Тогда Кори уставился на него так, как иногда смотрят на прохожих большие собаки с крыльца.

– Эй, ты, – повторил Кори, – она не хочет, чтобы ты крутил ее рычаги.

В отличие от Кори я до жути боюсь конфликтных ситуаций. Но все же вмешался. Чтобы поддержать Кори и Эш тоже, но главным образом потому, что этот Тим меня бесил.

– Да, – сказал я. – Да, чувак.

Тим, видно, почуял, что из нас двоих я слабее, и обратился ко мне.

– Думаю, она просто забыла переключиться, – сказал он.

– Угу, – я бессмысленно пожал плечами. И добавил: – Ну… не знаю.

Кори взбесило, что я такой бесконфликтный слабак, и он заорал:

– Да нет же, чувак! Она хочет, чтобы все осталось так, как было! А ты сделал так, что звук теперь отстойный.

– Не болтать, – прокричал Дон. – Люди, имейте уважение.

И мы заткнулись. Во время этой перепалки Эш неподвижно смотрела перед собой и делала вид, будто ничего не происходит. Но после начала играть тише и меньше бить по струнам. Наверное, это помогло, потому что ритм-секция наконец зазвучала отлично. Правда, все напряглись и занервничали, потому что на одного из нас наорал учитель.

Но вот настал черед Эш играть соло… Во-первых, она заиграла в ми мажоре. Для тех, кто ничего не смыслит в музыке, поясню: если бэнд играет в фа мажоре, а ты вступаешь в ми, получается очень странное и даже зловещее звучание. Как саундтрек к фильму ужасов с участием комиков.

Басист и пианист растерялись. Пианист стал ударять по клавишам наугад; перепуганный басист по-прежнему играл в фа мажоре.

Увидев, что катастрофы не избежать, Дон попытался вмешаться.

– Фа, – выкрикнул он, – Эшли, играем блюз фа мажор!

Но она лишь зажмурилась и продолжила свое соло. Впрочем, это было не джазовое соло. И даже не соло вообще – просто набор резонирующих блюзовых аккордов. В идеале ей бы под бок посадить какого-нибудь седого старикана, чтоб затянул унылую песнь о том, как от него ушла жена и теперь жизнь кончена, он живет на речке и у него нет даже ботинок.

Дон, видимо, решил, что его обязанность – продолжать помогать Эш.

– Теперь ты играешь в си-бемоле, – сказал он. – Дорогая, это си-бемоль. На четыре ноты выше фа.

Но она полностью его проигнорировала, только тихо пробурчала себе под нос что-то неразборчивое, продолжая наяривать дельта-блюз[7] с закрытыми глазами.

– Вернись в фа мажор, – приказал он и взглянул на нас, пожимая плечами и качая головой, как будто извинялся за то, что она делала. А мне захотелось влепить ему пощечину или – еще лучше – чтобы откуда ни возьмись появился гигантский ястреб и склевал бы его.

В конце следующего отрывка Дон не выдержал.

– Ладно, – заявил он, – бэнд! Стоп. Хватит, друзья. Эшли? Эй, Эшли. Детка, прекрати, пожалуйста.

Бэнд закончил играть. Эш сыграла еще пару тактов, а потом тоже остановилась. Она сидела молча, опустив голову, и на Дона не смотрела.

– Эй, – тихо и как будто желая ее успокоить, проговорил он. – Что это было? Что только что произошло?

Невыносимая тишина в ответ.

– Ты же знала, что мы играем в фа. Я слышал, как ты играла в фа. Так почему начала соло в ми?

И снова мучительная тишина.

– Дорогая, вопрос не риторический. Не хочу тебя смущать, но мне просто интересно, зачем ты вступила в ми?

– Потому что ей захотелось сыграть свое соло в ми! – почти срываясь на крик, выпалил Кори.

– Ага, – поддакнул я.

– Я не с тобой разговариваю, – обратился Дон к Кори.

– А почему оркестр не перестроился? – спросил Кори. – Разве бэнд не подстраивается под солиста?

– Нет. С тобой я поговорю через минуту. А сейчас хочу услышать Эшли.

– Мне пора, – вдруг выпалила Эш, встала и начала собираться.

У меня возникло впечатление, что она сделала это не из-за чувства стыда. Просто закончила то, зачем пришла (сыграла две трети своего странного соло не в той тональности), выполнила задуманное и теперь решила: можно идти.

Кое-кто из духовиков начал шушукаться.

Дон сделал вид, что пытается остановить ее.

– О, – бросил он, – нет, погоди. Не уходи. Эй, Эшли.

– Бэнд должен был перестроиться под нее, – не унимался Кори.

– Ага, – еще раз поддакнул я.

– Нет, – возразил Дон. – Дорогая, ты уверена, что хочешь уйти?

Она посмотрела на него безо всякого выражения. Точнее, скептически, потому что из-за приподнятых бровей у нее всегда было немного скептическое лицо. Кивнула и открыла дверь плечом.

– Ну ладно, – проговорил Дон. – Иди в другую репетиционную. Повтори основы. И не…

Но дверь закрылась, не успел он произнести свое вдохновляющее напутствие.

– Бэнд должен был перестроиться, – упрямо повторил Кори.

– Ты тоже хочешь уйти? – психанул Дон.

Кори взглянул на Дона, потом на меня, а потом снова на Дона.

– Ага, – ответил он. – Мы оба хотим.

Упс, подумал я.

– У нас дела, к сожалению, – пояснил я.

– Нет, – возразил Кори. – Нет у нас никаких дел. Мы уходим, потому что происходящее здесь – полный отстой.

Я ничего не мог добавить, но попытался как-то исправить ситуацию и сказал:

– Ладно, ладно, ребята.

– Я тебя за дверью подожду, – буркнул Кори и ушел.

Круто, если бы и я мог уйти так же быстро и эффектно. Но мне сперва надо было убрать инструмент. И вот я стал собираться, притворяясь, что делаю резкие движения от злости, хотя со стороны, наверное, казалось, что я просто испугался и спешу поскорее убраться отсюда. Духовики шушукались, а Дон смотрел на меня, главным образом, с жалостью.