Хей, Осман! - [15]
— О! Я ещё много помню! - воскликнул Эртугрул, ободрённый благоволением султана. - Вот ещё святые слова Пророка! — И юноша проговорил с восторгом наивного усердия: - «Из Его знамений - что Он создал для вас из вас самих жён, чтобы вы жили с ними, устроил между вами любовь и милость...»[83]
Султан подхватил голосом суровым, но была эта суровость несколько нарочитой, потому что он по-прежнему не скрывал своего восхищения юным своим гостем, - «Не женитесь на многобожницах, - говорил султан слова Пророка. - Не женитесь на многобожницах, покамест они не уверуют: конечно, верующая рабыня лучше многобожницы, хотя бы она и восторгала вас. И не выдавайте замуж за многобожников, покамест они не уверуют: конечно, верующий раб - лучше многобожника, хотя бы он и восторгал вас»[84].
— Я знаю ещё, что следует приветствовать правоверному правоверного: «Да будет мир с тобой». И нельзя рассказывать о том, что ты делаешь наедине со своею женой. И нельзя говорить скверные слова, и нельзя говорить о людях дурное, и нельзя швыряться камнями и швырять грязь в чужое жилище!..[85]
Султан закивал с ещё большей благосклонностью и спросил:
— А как почитать родителей, учил тебя отец?
— Да, да! — радовался своей готовности юноша. — «И установил твой Господь, чтобы вы не поклонялись никому, кроме Него, и были добры к родителям. Если один из них или оба близ тебя достигнут старости, то не говори им: тьфу! - и не кричи на них, а говори им слово уважения. И преклоняй перед ними обоими крыло смирения и говори:
Господи, будь милостив к ним: они воспитывали меня совсем маленьким»[86].
- Как умер твой отец?
- Он утонул, когда переправлялись через реку. Я прыгнул в воду, но не отыскал его тело — течение унесло. Но мы, четверо братьев, отыскали большой камень и поставили на берегу в память о нашем отце. Мой старший брат Сункур Текин высек своими руками надпись: «О, лучший из людей, тебе не довелось насладиться счастьем зрелости своих сыновей, как сокол наслаждается видом полёта птенцов оперившихся. Увы! С большою печалью в наших сердцах мы завершаем поставление этого памятного камня...»[87]
- И ты знаешь тюркские письмена? — спросил султан с большим любопытством.
Однако Ertugrul Gazi eyitdi: ben yazu yazmak bilmezem - Воин Эртугрул сказал: «Я писать не умею».
И тотчас Эртугрул решился и сам задать вопрос:
- И ты ведь родом тюрок, господин мой?
- Да, - отвечал султан, даже и с гордостью, - я - тюрок и не скрываю этого! Мы ничем не хуже румов! Мы от Огуза происходим все, от священного быка древнейшего. В самом Коране, в святой книге Пророка Мухаммада, говорится о нашем предке, о великом полководце Зулькарнайне![88]
- А наши старики рассказывают ещё о Гёк Бури - Голубом Волке, который являлся в сиянии света нашей праматери...
- Всё может случиться по соизволению Аллаха! Но и следует быть осторожным и внимательным, разбирая старые предания, потому что в них много от многобожия!..
- Я слыхал от отца о наших предках-язычниках, Кайы-алпе и Байындыре. Вроде бы они в своих странствиях находили приют в местности Ахлат, когда правил там султан азеров Джеваир... - Эртугрул внезапно замолчал, приметив, что султан задумался... Отчего-то взволновало Эртугрула это раздумье его почтенного собеседника. Юноша сидел с опущенной головой.
Султан заговорил спокойно и уверенно, повелительно:
- «Эртугрул» - верное имя для тебя! Ты и вправду достоин бунчука - «туга» из конского волоса. Я жалую тебе туг, и санджак-стяг, и барабан воинский! Согласен ты сделаться одним из моих полководцев? Дальняя родина дедовских пастбищ осталась далеко позади! Здесь будет земля твоя и твоего народа. Ты ещё молод и нуждаешься в добрых и честных советах. Я буду тебе вместо отца...
- Я согласен! - скоро выговорил Эртугрул. И более ни одним словом не ответил на речь султана.
- Выйдем из шатра и объяви своим воинам!
Султан величественно вышел первым, Эртугрул шёл за ним. Смутное волнение охватило душу. Заметались перед взором внутренним смутные картины, смешиваясь, дробясь, не завершаясь... Вот новая юрта с богатым убранством - золотые и серебряные украшения теперь покорно служат ему, Эртугрулу, не гордясь перед ним своим видом... Вот невеста его сияет радостью глаз, и руки её уже не огрубелые от работы кочевницы, гладят радостно и чуть боязливо мягкие шелка цветные... Хотелось всего этого!.. А если взбунтуются воины его рода? Если не согласятся старики? Но разве он не вождь им? Разве он не возвратил им храбрость? На месте битвы будет погребение павших, и памятные камни следует поставить; но чувство храбрости одушевляет живых!.. Да, он сделается полководцем могучего султана! Но никогда - слугой! Пусть все знают: никогда - слугой!..
Забили барабаны; загремели, взвыли воинские долгие трубы... Собирались множеством воины... Эртугрул поднялся вслед за султаном на невысокий холм, поклонился султану и поцеловал ему руку. Воины Эртугрула смотрели. Гомон стоял ровный, будто ровно гудели дикие пчелы в своём роении...
- Я решил, - начал свою речь молодой полководец; и чувствовал, как идут на язык верные слова. - Я решил перейти вместе со всем родом нашим под крыло милостей султана Алаэддина Кейкубада, сына Кейхюсрева! Довольно бродить нам по землям чужим непрошеными гостями. Мы поселяемся здесь! Отныне в этой стране - наша родина!..
