Хевен - [78]

Я кивнула и подумала, что хорошо бы Китти оставить меня одну и дать принять первую в жизни ванну. Но Китти явно не намеревалась уходить и предоставлять мне возможность воспользоваться ванной в одиночку.

Я снова глубоко вздохнула и, поняв, что меня не оставят одну, направилась к розовому унитазу.

– Нет! Вначале застели сверху бумагой. – И даже в этот момент Китти не покинула ванную. Потом она энергично взялась за дело. Проверила температуру воды, сообщила мне:

– Посидишь в горячей воде. Потом я потру тебя щеткой, помоем голову дегтярным мылом, чтобы убить гнид, они у тебя наверняка водятся.

Я попыталась объяснить Китти, что моюсь чаще других горцев и раз в неделю мою голову, только сегодня утром мыла, но у меня не было сил как следует встать на свою защиту, а кипевшие во мне эмоции лишь дополнительно отнимали силы.

До чего же скверно я себя чувствовала! Хотелось зареветь, но голос застрял в горле, а слезы застыли, не появившись. Хотелось закричать, устроить истерику, пнуть кого-нибудь, чтобы дать выход внутренней боли. Но я ничего не сделала, а только ждала, пока наполнится ванна.

И она наполнялась. Кипятком.

Розовое в ванной вдруг стало казаться красным, и в этом адском тумане Китти сняла с себя вязаный верх и брюки. Под верхней одеждой она носила розовый ансамбль бикини, едва прикрывавший то, что должен был прикрывать.

Я подалась в сторону, видя, что Китти хочет налить в ванну что-то из коричневой бутылки. С запахом лизола.

Этот запах я знала по школе, когда оставалась после уроков, чтобы помочь мисс Дил, и школьные уборщицы и уборщики обрабатывали лизолом туалеты. Но я никогда не слышала, чтоб кто-то принимал лизоловые ванны.

Каким-то образом в моих руках оказалось розовое полотенце, такое большое и толстое, что я спокойно спряталась за ним. Мне было стыдно показывать Китти свою худобу.

– А ну-ка положи на место полотенце! Не трожь мое чистое полотенце! Все розовые – это мои, только я пользуюсь ими, тебе понятно?

– Да, мэм.

– Да, мама, – поправила она меня. – Только мама и не иначе. Ну-ка скажи как надо.

Я сказала как надо, все еще не выпуская из рук полотенца и испытывая ужас от предвкушения купания в кипятке.

– Черные махровые полотенца – это Кэла, ты их не трогай, запомни. Когда мои розовые выцветут, я их буду отдавать тебе. А пока можешь пользоваться кое-какими старыми, я принесла тебе из салона.

Я кивнула, не в силах оторвать испуганный взор от поднимающегося от воды пара.

– Ну вот, все готово. – Она поощрительно улыбнулась мне. – Теперь переступай по переднику и передвигай его, пока не влезешь в ванну.

– Вода очень горячая.

– А какой же ей быть?

– Я сварюсь.

– А как же, черт возьми, отмыть тебя от твоей грязи, если не в горячей воде? Ну подскажи, как? Так что давай, лезь!

– Очень горячо.

– Ни-че-го не го-ря-чо.

– Нет, горячо. Это же кипяток. Я не привыкла к такой горячей воде. Только к тепленькой.

– Знаю. Поэтому я и хочу отскрести тебя в горячей воде.

Китти вплотную подошла ко мне. За плотной пеленой пара я почти не видела розовую щетку с длинной ручкой, которую она взяла в правую руку и опробовала се на левой ладони. Она явно не собиралась отказаться от своих намерений.

– И еще кое-что. Когда я тебе говорю – надо сделать, – то, что бы я тебе ни сказала, делай беспрекословно. Мы купили тебя за приличные деньги, так что ты теперь наша собственность – что хотим, то и делаем. Я взяла тебя потому, что имела когда-то идиотизм здорово влюбиться в твоего отца и позволила ему разбить мне сердце. Он сделал меня беременной, да. Притворялся, что любит меня, а на самом деле врал все. Я сказала ему, что наложу на себя руки, если он не женится на мне… А он засмеялся и сказал: «Давай!» – и ушел. Потом поехал в Атланту, где познакомился с твоей матерью и женился на ней. На ней! А я осталась с ребенком в животе. Вот я и сделала аборт, а после этого не смогла иметь детей. Но я получила ребенка. Хоть ты и не ребенок сейчас, но все равно его… Только ты не думай, что раз я однажды была ласкова с твоим папочкой, то позволю тебе ездить на мне. В этом штате такие законы, что тебя можно и вышвырнуть. Они скажут, что ты, мол, такая дрянь, что даже твой отец продал тебя.

– Но какая же я дрянь? У отца не было необходимости продавать меня.

– Что ты тут стоишь и споришь?! А ну, лезь в ванну!

Я осторожно приблизилась к ванне, переступая, как велела Китти, по пластиковому переднику таким образом, что он шел вместе со мной. Я тянула время, как могла, чтобы дать воде остыть. Закрыв глаза и балансируя на одной ноге, я вытянула другую над горячей водой, словно собиралась ступить в ад. Вскрикнув, я отдернула ногу и обернулась к Китти с мольбой в глазах. Та схватила свое розовое полотенце и швырнула его в корзину для грязного белья.

– Мама, но действительно очень горячо.

– Ничего не очень. Я всегда моюсь в такой горячей воде, и если я ее выдерживаю, то и ты выдержишь.

– Китти…

– «Мама» говори.

– Мама, но зачем обязательно такую горячую? Возможно, ей понравился мой послушный тон, потому что она вся изменилась, как по мановению волшебной палочки.

– Моя сладкая, – запела Китти, – это все для твоего же блага, пойми. Горячая вода убивает микробов. Зачем же мне делать тебе неприятности?