Хевен - [65]

– Катись отсюда, – с раздражением произнес отец и захлопнул за Логаном дверь.

– Зачем приходил этот парень? – спросил отец, когда я вернулась к печи и дедушка приковылял из другой комнаты. – Это ты нашла способ послать за ним, да?

– Он пришел, потому что беспокоится, и мисс Дил беспокоится, и все проявят беспокойство, когда узнают, что ты тут выделываешь, Люк Кастил!

– Спасибо за предупреждение, – сказал он, осклабившись. – Ну и напугался я, ой, как напугался! После этого он стал еще злее и бдительнее. Я все надеялась, что Логан наткнется на Фанни и она расскажет ему о происходящем в нашем доме, а Логан уж сделает все необходимое. В то же время я подозревала, что отец просил преподобного Вайса попридержать Фанни в доме, пока он не отделается от меня.

Я читала в газетах о принятых в семьи детях, проданных за десять тысяч долларов. Отец оказался достаточно глупым, что не запросил столько же. Но все-таки пять раз по пятьсот долларов – это деньги, каких он не имел за всю свою жизнь. Для деревенщины с гор Уиллиса, который не представляет себе, что такое тысяча долларов, такая сумма – целое состояние.

– Пап, – обратилась я к нему на десятый день после отъезда Тома, – как ты можешь: чуть ли не всю жизнь ходить по воскресеньям в церковь – и делать такие вещи?

– Замолчи, – сказал он, и взгляд его сделался жестким.

– Не буду я молчать! – взорвалась я. – Я хочу, чтобы мои братья и сестры вернулись! Тебе и заботиться о них не надо. Мы с Томом сами управлялись.

– Замолчи!

«О, как же я тебя ненавижу!» – кричал мой разъяренный внутренний голос, хотя инстинкт самосохранения предупредил меня, чтобы я вела себя поспокойнее, иначе мне здорово влетит.

– И другие продают детей, – внезапно заговорил отец, отведя от меня глаза, чтобы говорить со мной так, словно объясняет самому себе, – я-то думала он никогда этого не делает. – Не я первый, не я последний. Об этом особо не болтают, но происходит это все время. Бедняки вроде нас имеют больше детей, чем богатые, которые могли бы позволить себе детей. А мы, большинство из нас, не знаем, как от них уберечься… Когда зимой, в холод, нет ничего другого, чем бы заняться, кроме как получить удовольствие с женщиной, мы и закладываем наши золотые рудники – наших детей, милых малышей. Так почему же не воспользоваться преимуществами закона о балансе в природе?

Так много со мной он не говорил за всю жизнь. Сейчас он казался вполне здоровым: щеки пылали румянцем, он не выглядел исхудалым. Сильный, скуластый – ненавистно-красивое лицо! Интересно, если он умрет, буду ли я переживать? Нет, говорила я себе не раз, никогда.

Поздно ночью я подслушала, как он разговаривал с дедушкой. Отец выкладывал дедушке всякие мрачные вещи о том, что жизнь пошла кувырком, дети ему мешают развернуться, достичь своих целей.

– Пап, когда я получу все деньги, будет еще не поздно. Я собираюсь сделать то, что давно хотел, вот только она… и все они…

В эту ночь я больше не плакала.

От слез мало проку. Я перестала молить Бога, чтобы он вернул братьев и сестер, перестала думать, что Логан способен спасти меня. Я перестала делать ставку на мисс Дил и судьбу, которая задерживает ее в Балтиморе. Надо придумать план своего побега.

Взошло воскресное солнце. Отец велел мне одеться в лучшее платье – словно у меня было такое. У меня сердце сжалось от испуга: я подумала, что приедет покупатель. Отец усмехнулся.

– Сегодня же воскресенье – в церковь идем, – пояснил он.

Можно подумать, что мы не пропустили уже несколько воскресений подряд, когда никто из Кастилов не показывался в церкви. Услышав слово «церковь», дедушка сразу ожил.

Несмотря на боль в суставах, с охами и вздохами он надел свою единственную приличную одежку, и скоро все мы были готовы отправиться в Уиннерроу, в церковь.

Чистый звон церковного колокола вселял в меня обманчивую безмятежность, веру в то, что Бог на небесах и все в мире хорошо. Пока звонит колокол, церковь стоит, люди приходят, молятся, поют, веруют.

Отец поставил пикап далеко от церкви (ближние стоянки все были заняты), и остаток пути мы прошли пешком. Отец словно тисками сжимал мою руку.

В церкви уже пели, когда мы вошли.

И, нося снопы,

И, нося снопы,

Радоваться будем

Мы, нося снопы…

От пения день становился светлее, не таким холодным и неприветливым. Я закрыла глаза и увидела сладкое личико Нашей Джейн. Не открывая глаз, я представила, как слышу парящее над залом сопрано мисс Дил, почувствовала, как сжимаю руку Тома, как цепляется за юбку Кейт… И тут раздался властный голос преподобного Вайса. Я открыла глаза и не отрываясь смотрела на него, думая, как это он может купить ребенка и назвать его своим собственным.

– Леди и джентльмены, встаньте, пожалуйста, и откройте страницу сто сорок семь, теперь все вместе споем наш любимый гимн, – давал указания преподобный Уэйланд Вайс.

И идем мы с Ним,

Говорим мы с Ним,

говорит Он: мы чада его.

И поющий глас раздается,

Никем еще

Не слыханный до того…

От пения на душе становилось легче, я почувствовала себя даже счастливой – до тех пор пока не увидела Фанни, сидящую в первом ряду рядом с Розалин Вайс. Фанни даже не повернулась посмотреть, нет ли в задних рядах кого из ее бывшей семьи. Возможно, она надеялась, что мы не придем.