Хевен - [23]

– Я работаю теперь днем и ночью, чтобы тебе и твоим детям было что есть! – бушевал он.

– А ты что, тут ни при чем, да?! – выкрикнула Сара, тряхнув распущенными рыжими волосами, которые обычно были собраны сзади лентой.

– Я же дал тебе принимать эти таблетки! – шумел отец. – Я плачу за них такие деньги! Думал, у тебя хватит ума прочитать, как ими пользоваться!

– А я и так все их приняла! Я что, тебе не говорила разве? Все поглотила, ждала, что ты придешь домой. А когда пришел, – таблеток не было.

– Хочешь сказать, что ты их съела все зараз? Сара вскочила со стула – одного из шести наших жестких, угловатых, неудобных стульев – и стала говорить, потом снова присела.

– Я забываю… все время забываю… вот и решила проглотить все, чтобы не забыть…

– О Господи! – простонал отец. Его темные глаза уставились на нее со злостью и презрением. – Дура! Я же сам читал тебе инструкцию!

С этими словами он ударом распахнул дверь и вылетел из дома. Мы остались сидеть на полу: я, Том с Кейтом и Нашей Джейн на коленях. Наша Джейн уткнулась личиком в Тома и плакала. Она всегда плакала, когда родители ругались между собой. Фанни свернулась калачиком на своем тюфяке, зажав уши ладонями и крепко зажмурив глаза. Бабушка и дедушка, давно привыкшие к ссорам, сидели в качалках, мерно покачиваясь и с безразличием глядя в пространство.

– Люк вернется, он будет заботиться о тебе. – Бабушка стала понемногу успокаивать плачущую Сару. – Он ведь хороший парень, он сразу простит тебя, когда увидит твоего новорожденного.

Сара, всхлипывая, принялась готовить еду – нашу последнюю на сегодняшний день. Я поспешила помочь ей.

– Посиди, мам, или иди полежи, я сама приготовлю.

– Спасибо тебе, Хевен… Только мне надо чем-нибудь заняться и отогнать мысли. А я его так любила! Ой, как же я любила этого Люка Кастила! Вот никогда не думала, не гадала, что он не умеет никого любить, кроме себя…

Вечером, после ужина, Фанни прошептала мне:

– Я уже начинаю ненавидеть этого нового ребенка. На кой он нам сдался. Мама уже стара для детей… Вот мне – пора иметь ребенка.

Я взметнулась, услышав такие слова.

– Никакого тебе ребенка не надо! Фанни, ты обманываешь себя, думая, что, раз у тебя будет ребенок, значит ты уже взрослая и свободная. Ребенок свяжет тебя куда больше, чем зависимость молодости, так что ты смотри там, не доиграйся со своими мальчиками.

– Ты же ничего не знаешь! Что мне, в первый раз, что ли? Ты в десять раз больше ребенок, чем я. А вряд ли ты понимаешь, о чем я говорю.

– Так о чем ты говоришь?

Фанни всхлипнула и уцепилась за мою руку.

– Не знаю… Просто так много хочется, а у нас ничего нет. Просто тошно! Можно же как-то выкрутиться из этой жизни. У меня нет настоящего парня, как у тебя. Никто из ребят не любит меня, как тебя Логан. Хевен, помоги мне, прошу тебя, помоги.

– Помогу, помогу, – успокаивала я Фанни, прижавшуюся ко мне, хотя не знала, чем я могу помочь. Разве что молитвой.

Жаркие августовские дни летели, казалось, слишком быстро. Последние недели беременности Сары были довольно-таки мучительными для нее. Для нас всех тоже, хотя отец показывался дома чаще, чем раньше. Он перестал ругаться, похоже, смирившись с мыслью, что Сара принесет еще пять-шесть детишек, пока будет способна рожать.

Она тяжело ступала по нашей хижине и часто трогала красными мозолистыми руками живот, без особой радости вынашивая своего пятого ребенка. Сара или бубнила молитвы, или отдавала приказания, проявления ласки, и без того редкие для нее, остались в прошлом. Позже грубоватая простота ее манер, с которой мы срослись, уступила место тревожному молчанию, отчего нам становилось еще неуютнее.

Сара перестала ругаться с папой и покрикивать на всех нас. Словно пожилая леди, она еле таскала ноги, а ведь ей было всего двадцать восемь лет. Когда папа приходил домой, Сара почти не смотрела на него, не удосуживалась спросить, где это он пропадал, совсем не упоминала «Ширлис плэйс», забывала даже поинтересоваться, «чистые» ли деньги он получает или по-прежнему зарабатывает на продаже левых спиртных напитков. Сара будто замкнулась в себе, пытаясь принять какое-то решение.

День за днем она становилась все более отрешенной, отстранившись от всех нас. Мы это переносили очень болезненно, особенно Наша Джейн и Кейт, которые так нуждались в матери. Взгляд ее ожесточался, когда отец раз или два в неделю появлялся в дверях. Он теперь работал в Уиннерроу, занимался честным делом, однако Сара не верила в это. Несколько раз я слышала, как отец рассказывал ей о своей работе, но как-то неуверенно, потому что Сара не задавала ни единого вопроса.

– Ты делаешь черную работу для попов и жен банкиров, которые не хотят пачкать свои белоснежные ручки.

Спору нет, многие свои доллары отец получал на приработках у богатых людей. Но он был согласен на любой приработок.

Наша Джейн, чувствуя угнетенное состояние матери, болела этим летом больше, чем обычно. Она, в отличие от нас, то и дело схватывала простуду, потом переболела ветрянкой. Не успела пройти ветрянка, как девочка упала в заросли ядовитого плюща, после чего целую неделю плакала день и ночь, а отец среди тьмы вскакивал, заводил машину и уезжал в «Ширлис плэйс».