Хевен, дочь ангела - [6]

Внутри дома находились две маленькие комнатки; выцветшие занавески создавали нечто вроде прозрачной двери в «спальню». Печка не только обогревала дом, на ней мы жарили, парили, пекли. Раз в неделю, перед тем как пойти в воскресенье в церковь, мы грели на печке воду и мылись.

Рядом со «старой дымилой» стоял древний кухонный буфет с металлическими коробочками для муки, сахара, кофе и чая. Настоящего сахара и кофе с чаем мы не могли себе позволить и использовали их для хранения подливки и бисквитов. Когда безмерно везло, то нам перепадало меда, и мы ели с ним лесные ягоды. Когда же сходило невероятное благословение сверху, появлялась корова, а значит, молоко. Правда, у нас всегда были куры, утки, гуси, дававшие нам яйца и мясо по воскресеньям. Водились и свиньи, которые ютились под домом и будили нас своим страшным визгом. Внутри дома хозяевами были папины охотничьи собаки. В горах все хорошо понимали их ценность — постоянный приток мяса на стол, помимо домашней птицы.

Живности у нас была тьма, если считать бродячих кошек и собак, приносивших нам сотнями котят и щенков. В общем, наш грязный двор был полон. А кто еще, кроме них, мог бы жить среди мусора и шума в обществе Кастилов, низов горного общества?

В той комнате, что мы называли спальней, стояла большая медная кровать с промятым и запятнанным матрасом поверх спиральных пружин, которые издавали скрип. Активные действия на кровати сопровождались громким и жутким их скрипом: занавески плохо заглушали звуки. В городе и в школе нас называли горными отбросами, горной грязью, мешками с мусором. Самым ласковым было слово «дикари». Из всех семейств, что жили в горных лачугах, ни одно так не презирали, как нас, Кастилов. И презирали, по какой-то неведомой мне причине, не только люди из долины, но и нам подобные. Может быть, потому, что пятеро из нашей семьи сидели по тюрьмам за большие и малые преступления. Чему же удивляться, что бабушка кричала по ночам, — все ее сыновья доставили столько горя! При ней остался лишь один сын — мой отец. Но принес ли он ей радость, я этого не знала, — во всяком случае, с ним она связывала все свои надежды на то, что в один прекрасный день Люк докажет миру: Кастилы не самые отвратительные люди в горах.

Я слышала, что есть в мире дети, которые не любят ходить в школу. Мне в это трудно поверить, потому что мы с Томом не могли дождаться понедельника, чтобы вырваться за пределы нашей крошечной хибары с ее двумя пропахшими и грязными комнатушками и на время забыть дорогу в старый вонючий туалет на отшибе.

Наша школа была построена из красного кирпича и красовалась в самом центре Уиннерроу, ближайшего к нам городка в долине, в самом сердце Уиллиса. Мы ходили семь миль туда, семь миль обратно, не считая это за расстояние. Том неизменно шел рядом со мной, Фанни плелась за нами, злая, как десять гадюк. И глаза у нее были отцовские, и норов его же. Она выглядела хорошенькой, как картиночка, но была зла на весь мир из-за того, что ее семья, по словам Фанни, такая «задрипанная и бедная».

— …Мы не живем в красивом покрашенном доме с настоящими ванными, как люди в Уиннерроу, — нудно жаловалась Фанни, и мы соглашались с ней от греха подальше. — Ванная внутри дома. Представляете? Я слышала, в некоторых домах есть по две, даже по три и в каждой бежит горячая и холодная вода — вы можете себе представить такое?

— Могу представить и еще многое другое, но не в Уиннерроу, — ответил Том, бросив камешек в реку.

Если бы мы не купались здесь летом, то были бы куда большими грязнулями. Река с ее запрудами, омутами, ключами помогала нам жить, скрашивая жизненные невзгоды, которые казались бы невыносимыми, не будь этой прохладной вкусной ключевой воды и излюбленных мест для купания, не хуже всяких городских бассейнов.

— Хевен, ты меня не слушаешь! — закричала Фанни, которой требовалось быть все время в центре внимания. — Да, еще вот что! У них на кухнях, в Уиннерроу, стоят двойные раковины, есть центральное отопление… Том, что такое «центральное отопление»?

— Фанни, у нас то же самое. «Старая дымила» стоит в центре дома и дает тепло.

— Том, — подала я голос, — я не думаю, что это и есть центральное отопление.

— А я считаю, что это именно оно.

Если я редко соглашалась с Фанни в чем-либо, то здесь я была солидарна с ней; действительно, было бы полным раем жить в крашеном доме из четырех или пяти комнат, иметь горячую и холодную воду — какую хочешь, стоит лишь повернуть ручку. И туалет со смывом.

Господи, размечтавшись о центральном отоплении, двойной раковине, туалете с водой, я поняла, насколько же мы бедно живем. Я не любила об этом думать, сразу становилось себя жалко, накатывали мысли о Кейте и Нашей Джейн. Хоть бы Фанни стирала собственные вещи — и то было бы полегче. Но она никогда ни за что не бралась, даже террасу не могла убрать. Ей нравилось подметать листву во дворе, но и то ради потехи, с грустью думала я. К тому же оттуда Фанни смотрела, как Том играет с друзьями в мяч. Работали же только, повторяю, мы с Сарой.

Бабушка свое отработала, чтобы теперь не вкалывать, как Сара. Ей и так досталось. Жизнь бросала бабушку с места на место, и она стремилась ничем не связывать себя, чтобы в любой момент сорваться налегке. Вот почему у нас было так мало мебели.