Хент - [75]

Невозможно было медлить; необходимо было покинуть дорогую родину. Мне трудно описать ту ужасную ночь, когда люди расставались с родными очагами. Толпу охватило невыразимое отчаяние. Все были в страшном волнении и ужасно суетились, так как в эту ночь должны были бежать. Большая часть скота осталась в поле; хозяева не имели времени сходить за ним. Отец не дожидался сына, который отсутствовал, брат забыл брата. Домашняя утварь и другие вещи или были брошены на месте, или хозяева сами поджигали их. Матери брали на руки маленьких детей, а отцы шли в путь, нагрузившись самыми необходимыми предметами, взяв за руки старших детей. Редко у кого находились возы, так как все подводы были взяты под военный обоз. Ждать нельзя было, неприятель шел сзади, опустошая все. Не успевший бежать делался жертвою жестокости варвара. Но и тот, кто бежал, только воображал, что спасен. Здесь встречали их новые невзгоды, которые оказывались страшнее турок и курдов; это — голод и болезни. Болезни шли от изнурений, которым подвергался народ во время своего бегства: он должен был пройти без отдыха и остановки в несколько дней такое расстояние, на которое требовались целые недели. Женщины, девушки, старики и дети — все шли пешком; от ходьбы многие ослабли и остались на полпути. Где было думать тогда о родственниках, знакомых и даже о любимых детях!.. Всеми владела паника. Все сердца очерствели и потеряли способность чувствовать сострадание. Прибавьте к этому голод, жажду и непривычный климат.

Наконец, чтобы не встретиться с неприятелем, нас повели по таким горам и чертовым проходам, что женщинам и детям положительно невозможно было пробираться по ним, почти четверть беженцев отстала и погибла.

Короче говоря, описанная историками ужасная трагедия армян, уводимых в плен Шах-Аббасом в Испагань, ничто в сравнении с теперешним бегством.

Во время рассказа монаха мысли Вардана были заняты совсем другим. Он почти не слушал его, думая в это время о своей милой Лала. Ведь и она была в числе беженцев! Она тоже подвергалась тем же несчастиям и лишениям. Хотя Джаво и сообщила ему, что, по распоряжению Хуршид — жены Фаттах-бека, Лала увезли на русскую границу, но слуги ее, будучи курдами и подданными враждебного государства, не могли перейти русскую границу, следовательно, они могли оставить Лала и Сару в толпе переселенцев. Но каким образом разыскать их? Живы ли они? Вопросы эти ни давали покоя Вардану.

— Отец Ованес, не знаешь ли ты чего о судьбе семейства старика Хачо? — спросил Вардан; — по-моему, они тоже должны быть в числе переселенцев. Где можно их разыскать?

— Нелегко тебе будет их найти, ведь беженцы разбросаны повсюду. Но с народом прибыли также их священники, старшины деревень, которым я поручил составить именные списки своих приходов, чтобы знать, где сколько находится жителей, и иметь возможность оказать им помощь. Я думаю, по этим спискам можно будет разыскать, в какой группе находится семья старика Хачо.

— Когда принесут списки?

— Пожалуй, завтра, а может, и послезавтра, наверное не скажу.

Эти «завтра» или «послезавтра» показались бесконечно долгими Вардану. Ночь он провел в невыносимых муках.

XL

Мерные и тихие звуки монастырских колоколов возвестили утро. Более счастливые из монахов покоились еще на мягких постелях; другие спешили в божий храм.

Отец Ованес проснулся очень рано и, оставив еще спавшего Вардана, вышел из кельи. Он ходил не молиться, а по обыкновению, каждое утро навещал переселенцев, чтобы видеть, в каком положении они находятся. Сегодня он сделался свидетелем таких печальных сцен, что не в силах был навестить всех несчастных страдальцев. Везде он видел ужасные картины: целые семейства без призора валялись там и сям в нечистотах хлевов; не оставалось ни одного здорового человека, который мог бы заботиться об остальных.

Печальный, убитый отчаяньем, возвращался он в монастырь с твердым решением добраться до покоев католикоса каким бы то ни было способом, чтобы просить немедленной помощи для народа, близкого к окончательной гибели. В эту минуту проехал фаэтон с седоком, и седок, заметив монаха, велел остановить лошадей.

— Приятная весть, — сказал он, подойдя, — эриванский губернатор утвердил комитет, составленный для вспомоществования беженцам, и уже избраны члены из надежных лиц. Из Тифлиса тоже получены хорошие вести: тамошний комитет действует энергично; обещают скоро прислать денег и медикаментов.

— Слава богу! — воскликнул монах. — Здесь тоже думают послать предписание духовному начальству, чтобы и они собрали денег.

— Откуда последует такое распоряжение? Монах указал рукой на монастырь; незнакомец засмеялся.

— Это не может дать никаких результатов, — ответил он. — Собранное ими не дойдет до желудка алашкертца…

Приезжий был Мелик-Мансур.

— Ты обрадовал меня известием, и я, в свою очередь, обрадую тебя.

— Чем?

— Вардан здесь, у меня в келье.

— Правда? Откуда появился этот дьявол?.. Я не верил, что люди могут возвращаться с того света. Идем.

Они направились к монастырю. Дорогой Мелик-Мансур обратился к монаху:

— Ты хорошо знаешь Вардана?

— Я знаком с ним пять с лишним лет. В наших краях он известен как храбрый контрабандист; но никто не догадывался, что он сделался контрабандистом не из-за наживы. Он, собственно говоря, только перевозил оружие и раздавал его крестьянам, и если случалось иногда, что он привозил товар, то делал это для прикрытия своих намерений. Цель была хороша, но стечение печальных обстоятельств уничтожило все…