Хент - [18]

Но несчастная Сара уже не слушала ее…

При имени Степаника она ужаснулась и едва не потеряла создания.

Наивная девушка, хотя и не поняла причины глубокой печали женщины, все же начала утешать ее.

— Пусть не горюет Сара! Пока жива хозяйка Джаво, она не позволит, чтобы из вашего дома увели девушку.

— Какую девушку? — спросила Сара, немного опомнившись. — У нас взрослой девушки нет.

— Беку известно, что Степаник не мальчик.

Во время этого разговора Степаник кормил свою козулю.

Солнце освещало его красивое лицо, и издали обрисовывалась его изящная фигура. Сара, указав на него, сказала:

— Вот Степаник! Всмотрись хорошенько, разве похож он на девушку? Кто это солгал твоему господину?

— Ему сказала одна из ваших работниц — жена пастуха Хило. Хозяйка говорила, что убьет ее за это.

— Жена Хило солгала. Мы ее поймали в воровстве и выгнали, вот она и отомстила.

Сара заметила, что Джаво, хотя и казалась наивной, была не так глупа, как можно было о ней думать. Увидев ее искреннюю преданность своей госпоже, свойственную полудиким слугам, Сара поручила ей передать кое-что Хуршид по секрету, предварительно поблагодарив ее и выразив ей душевный привет. Затем она попросила Джаво сообщить Хуршид, что слух о Степанике неверен, но все же, если она желает удаления его, то это будет исполнено. Наконец Сара изъявила желание лично повидаться с Хуршид, чтобы посоветоваться об этом деле, и чтобы Хуршид сама назначила место свидания. Окончив свои поручения, Сара спросила:

— Умница моя Джаво, ты можешь передать в точности то, что я тебе сказала?

— У Джаво хорошая память, Джаво не забудет ничего, — ответила она, повторив все, что говорила ей Сара, хотя не в должном порядке и несколько путаясь. Сара, указав на ошибки, заставила ее повторить несколько раз заданный урок.

— Теперь Джаво скажет так, как передала ей Сара, — проговорила курдианка. — Дорогой она еще повторит эти слова, чтобы лучше запомнить.

— Тебя могут подслушать, — заметила Сара.

— Джаво не так глупа: она будет повторять в уме.

Девушка взглянула на небо и, увидев, что солнце уже довольно опустилось, встала, сказав, что оставаться дальше не может, потому что путь к стану бека далекий.

— Подожди, Джаво, я принесу тебе подарочек; ты славная девушка. — Сказав это, Сара ушла в комнату.

В это время Степаник, занятый во дворе своей козулей, увидев Джаво одну, подошел к ней.

— Ты уходишь? — спросил он ее.

— Видишь, где солнце? Скоро стемнеет, — ответила она, указав на небо.

— Ты пришла к нам в гости и уходишь, ничего не поев, — сказал Степаник.

— Эх, Джаво и забыла про свой голод. Она сегодня ничего не ела.

— Я принесу тебе чего-нибудь поесть.

Курдианка, тронутая добротой юноши, обняла и поцеловала его. Степаник побежал к себе в дом и принес хлеб, намазанный маслом и медом.

— Садись и ешь.

— Джаво будет есть дорогой.

Наконец пришла Сара, держа в руке красный шелковый платок, — самое лучшее украшение для курдианки. Увидев его, Джаво подпрыгнула, как ребенок, выхватила из рук Сары дорогой платок, обмотала им свою красивую головку и, как бы смотрясь в зеркало, обратилась к Степанику и Саре:

— Мила ли теперь Джаво?

— Очень мила, — ответили в один голос Степаник и Сара.

— Ну поцелуйте ее.

Сара обняла и поцеловала девушку.

— Иди и ты, Степаник. Он исполнил ее просьбу.

— Теперь и Джаво вас поцелует. Искренно расцеловав обоих, простодушная курдианка отправилась в свой стан.

XII

Только после ухода Джаво Сара по-настоящему осознала весь ужас того известия, которое сообщила ей курдианка.

Степаник стоял тут же, не подозревая, какая участь его ожидала. Он положил руку на плечо Сары и спросил:

— Почему все курдианки такие глупые?

— Они не глупые, дитя мое, — ответила Сара с материнской нежностью. — Их плохо воспитывают, и они растут, как дикие животные в горах.

— Как моя козуля, — прибавил Степаник. — Вот уже несколько дней я ее кормлю, обнимаю, ласкаю, а она не любит меня, стоит мне только подойти к ней, она сейчас же убегает.

Когда Степаник говорил это, Сара смотрела на юношу, и глаза ее наполнялись слезами. До сегодняшнего дня она ни разу не смотрела на его детски нежное лицо таким испытующим взглядом, никогда не замечала красоты его нежного, изящного сложения. Она отвернулась и отерла слезы, чтобы Степаник не заметил их.

А он, заинтересованный курдианкой, сказал:

— Она была голодная, с утра ничего не ела. Я принес ей хлеба с маслом и медом, но она не захотела есть здесь, а взяла с собой в дорогу, видно, очень торопилась. Так ведь, Сара?

— Да, торопилась. Идти ей далеко.

— До какого места?

— До тех синих гор.

— Ведь скоро стемнеет. Как же она пройдет одна по этим горам?.. Сара, неужели ей не страшно?

— Конечно, не страшно, они привыкли. Разве волчонок боится чего-нибудь?

Кто-то позвал Сару, и разговор был прерван.

Несчастная Сара целый день провела в мучительном раздумье. Она, точно пьяная или безумная, не знала, что делала; вместо нужного предмета брала другой, шла не туда, куда следовало, путалась, ошибалась и часто вздыхала.

В лихорадочном волнении она думала о Степанике, о своем любимце, который, рано лишившись матери, вырос на ее руках. Теперь ему угрожала опасность. Кому могла она рассказать слышанное от курдианки? Она знала, что это известие могло убить старика-отца. Он не пережил бы этого удара, так как давно уже носил в сердце неизлечимую рану… Между тем и скрывать этого было нельзя, да и опасно. Нужно принять какие-то меры и предупредить ожидаемое несчастье. Но кому открыться?