Хельсрич - [8]

Райкен запнулся. Шесть с половиной часов, чтобы загнать три тысячи мужчин и женщин в тяжёлые грузовые транспорты, челноки и наземные поезда? После таких скверных новостей майору захотелось быть поразительно честным.

— Полковник Саррен будет взбешён.

— Полковник Саррен принял приказ любезно и с подобающей верностью своему долгу. Вижу, тебе ещё стоит кое-чему поучиться у командира.

— Отлично. Теперь скажи, почему в Хельсрич послали именно нас. Я думал, что на этой навозной куче сидят Инсан и его 121-ый.

— Сегодня утром полковник Инсан скончался от отказа аугметического сердца. Его заместитель попросил прислать лично Саррена и генерал Куров согласился.

— Так старый пьяница наконец-то умер? Нечего было злоупотреблять сваренным в гараже самогоном. Ха! Целая куча аугметики, и он всё равно откинул копыта через шесть месяцев. Мне это нравится. Просто отлично.

— Майор! Проявите хоть каплю уважения.

Райкен нахмурился, — знаешь, а ты мне не нравишься.

— Как жаль, — ответила помощник генерала, не скрывая мрачной недовольной ухмылки. — Потому что тебе назначили офицера по связям с астартес и ополченцами, — она выглядела так, словно съела нечто кислое, и оно всё ещё оставалось на языке. — Так что… я лечу с тобой.

Почти незаметно меж ними проскользнул миг странного понимания. В конце концов, их отсылают в одно место. На мгновение их глаза встретились, и почти возникло нечто вроде фундамента вынужденной дружбы…

Сразу рухнув, когда Райкен пошёл прочь.

— Ты мне всё равно не нравишься.

— Улей Гадес не продержится и недели.

Голос мужчины был старым, а сам он выглядел на все прожитые годы до последнего часа. На ногах он держался благодаря смеси минимальной омолаживающей химической хирургии, грубой бионике и вере в Императора, зиждившейся на ненависти к врагам Человечества.

Он понравился мне, как только попал в захват целеуказателей шлема. В каждом его слове звучали праведность и ненависть.

Он не должен был занимать здесь высокое положение — не настолько высокое. Он был лишь комиссаром Имперской гвардии, и это звание не должно заставлять генералов, полковников, капитанов и магистров орденов Адептус Астартес соблюдать вежливую тишину, когда началось боевое планирование. Но для людей на военном совете и жителей Армагеддона он был Стариком, любимым героем прошедшей пятьдесят семь лет назад Второй войны.

И не простым. А тем самым героем.

Его звали Себастьян Яррик. И это имя должны уважать даже мы, астартес.

И когда он говорил нам всем, что через считанные дни улей Гадес будет уничтожен, то сотня имперских командующих, людей и астартес, ловила каждое слово.

Одним из них был я. Это будет моим первым боем в должности командира.

Комиссар Себастьян Яррик склонился над гололитическим столом. Одной рукой — от другой осталась лишь культя — он ввёл координаты на цифровом инфопланшете, и мерцающая от нетерпения проекция улья Гадес расширилась, чтобы показать оба полушария планеты в слабой детализации.

Старик, худой и морщинистый человек с резким лицом с выпирающими костями, показал на часть карты, которая демонстрировала улей Гадес и окружающие территории. В большинстве своём — пустоши.

— Шестьдесят лет назад, — заговорил он, — Великий Враг был повержен в Гадесе. Здесь, своей обороной мы выиграли войну.

Отовсюду донёсся согласный шёпот. Голос комиссара передавали по всему обширному залу парящие дроны-черепа, в их челюстях были установлены вокс-громкоговорители.

Меня окружал знакомый гул работающих силовых доспехов, но запахи и бросающиеся в глаза лица были для меня новыми. По левую руку от меня на подобающем расстоянии, с изорванным и испещрённым бионикой высокомерным лицом стоит Сет, магистр ордена Расчленителей, известный своим воинам как Хранитель Гнева. От него исходит запах священных оружейных масел, текущей под морщинистой кожей могучей крови его примарха и пряный, неприятный аромат хищных королевских ящеров, что охотились в джунглях его родного мира. Сета окружают его офицеры, все как один с открытыми лицами, также изрытыми шрамами и потрескавшимися, как и у их господина. Какие бы войны не вели Расчленители в последние десятилетия — они не пощадили их.

Слева от меня блистает чёрно-бронзовой боевой бронёй мой сеньор Хелбрехт. Баярд, Чемпион Императора, стоит рядом с ним. Оба положили шлемы на поверхность стола, где их безжалостные топфхелмы искажали края гололитического дисплея, а сами всё внимание обратили на престарелого комиссара.

Я скрестил руки на груди и поступил так же.

— Почему? Спросил кто-то. Голос был низким, слишком низким для человека, и разносился по залу без помощи вокс-усилителей. Сотня голов повернулась к астартес в ярко-оранжевом облачении из меньшего ордена, неизвестного мне. Он шагнул вперёд и опёрся кулаками на стол, глядя на Яррика с расстояния почти в двадцать метров.

— Слово предоставляется брату-капитану Амарасу, — объявил стоявший рядом с комиссаром имперский герольд в выглаженной официальной синей мантии своего ведомства. Он трижды ударил об землю древком посоха. — Командующему Ангелами Огня.

Амарас благодарно кивнул, продолжая сверлить Яррика немигающим взглядом.