Хедвиг совершенно не виновата! - [19]
– Фу! – говорит мама, обнаружив в одном горшке серый крысиный помёт. Крыса погрызла ремень, и теперь из него во все стороны торчит бахрома. Мама выкидывает помёт и нахлобучивает горшок Хедвиг на голову.
– Эти несносные животные всё погрызли, – вздыхает она. Потом нахлобучивает второй горшок на Линду.
Они выходят за дверь. Мороз покусывает щёки, головы в тяжёлых горшках болтаются из стороны в сторону. Большой клён сверкает миллиардами кристаллов.
Добравшись до замёрзшей лужи, они садятся на землю и шнуруют коньки. Осторожно ступают на лёд.
Рриттш! – и Хедвиг плашмя падает на спину, следом – свишш! – грохается Линда.
Девочки сразу же встают на ноги. Коньки пляшут и дёргаются, как будто живут собственной жизнью. Панг! – и Хедвиг опять шлёпнулась. Чонг! – и Линда тоже. Видно, Хедвиг всё позабыла, потому что ей казалось, что кататься на коньках куда проще.
И вот они уже сидят у кромки и вздыхают. Всё вышло совсем не так, как они думали.
– Что за дурак вообще придумал, что на коньках надо кататься по льду? – ворчит Линда.
– Чего?
– Смотри! – Линда встаёт. Она разбегается и подпрыгивает в воздухе. – Легкотня, только на лёд ступать не надо!
Хедвиг тоже пробует. Линда права. Лезвия, как ножи, врезаются в замёрзшую землю!
Девочки сбрасывают шлемы и начинают плясать по полю. Они подскакивают и парят в воздухе, прыгают и разворачиваются, выписывают пируэты и скользят по бороздам! Ледяные принцессы из телевизора им и в подмётки не годятся! Коньки натужно поскрипывают, но этого никто не слышит.
– Я же говорила, это не сложно! – кричит Хедвиг.
– Ага! – отвечает Линда. – Нет ничего проще!
И только когда солнце начинает прятаться за верхушками елей, а тени становятся длинные, как приставные лестницы, девочки снова садятся на землю и расшнуровывают коньки.
И вот тут-то они призадумываются. Лезвия уже не такие острые, как ножи. А тупые, как сырные корки. Линда покусывает палец.
– Ой, мама меня убьёт.
Хедвиг молчит. Её мама тоже не обрадуется. Коньки – дорогая вещь.
Поэтому, ковыляя на закате домой, они решают ничего не рассказывать взрослым. Дома они запихивают заснеженные коньки в шкаф и сверху прикапывают шарфами.
– Скорее, пока никто не пришёл, – говорит Хедвиг и едва успевает захлопнуть шкаф, как прибегает мама.
– Привет! Хорошо покатались?
– Ну так, нормально, – говорит Хедвиг. И сразу убегает, а Линда спешит за ней.
В кухне у плиты стоит папа, под столом сидит кот Тощий и грызёт маленькие розовые чешуйки с усиками.
– Что на ужин? – спрашивает Хедвиг.
– Гратен с креветками, – отвечает папа.
Такие вкусности обычно готовят на Новый год. Праздничные угощения. На столе вскоре появляются салфетки и бокалы на ножках, и всё так торжественно, как будто ты вдруг оказался во дворце!
Вечер выдался просто замечательный. В прихожей стоит коробка с фейерверками, которые они запустят в полночь. Линда и Хедвиг без конца чокаются лимонадом – десять раз, двадцать. Ура, с Новым годом!
Но вдруг в животе всё сжимается. Новый год начнётся без Макса-Улофа. Хедвиг глядит в окно. На пастбище пусто, небо чёрное, как уголь. Холодными белыми точками светятся вдалеке звёзды. Самая яркая звезда – та, что когда-то в давние времена привела трёх королей к Иисусу. Вифлеемская звезда…
Хедвиг долго смотрит на крапчатое небо. И тут ей в голову приходит идея. Блестящая, чёткая идея!
Дело близится к полуночи. Без десяти двенадцать они встают из-за стола.
– Давайте запустим фейерверки, – говорит папа.
Девочки бегут в прихожую. Натягивают ботинки, комбинезоны, шапки и варежки. Но вдруг мама вскрикивает:
– Что это такое мокрое?!
Все смотрят на пол. Лужа. Вытекает из шкафа. Мама открывает дверцу, достаёт мокрые шарфы и сырые чехлы для велосипедных сёдел и в конце концов вынимает две пары коньков. Снег растаял. Увидев испорченные лезвия, мама морщит лоб.
– А это, интересно, как получилось?
Линда осторожно косится на Хедвиг.
– Не знаю, – пищит Хедвиг. – Крысы, наверно? Ты же знаешь, вечно они всё грызут.
Мама качает головой. Она ну ни капельки не верит в историю с крысами. А ведь Линдины коньки были совсем новые! Что скажет её мама?
Кончик Линдиного носа начинает дёргаться. На глаза выступают слёзы, вот уже нижняя губа дрожит.
И тогда папа говорит, что завтра утром возьмёт в домике для щенков точило и наточит коньки, и они снова будут как новенькие. Но теперь надо поторопиться, потому что скоро двенадцать!
Они выбегают в чёрную ночь. Папа вставляет ракеты в бутылки, а мама, Хедвиг и Линда ждут в сторонке. Папа поджигает фитиль…
Свиш-панг! Свиш-панг! Свиш-панг!
– С Новым годом! – кричат все.
Но, когда папа готовится поджечь самую большую ракету, которая называется «Красный дракон», Хедвиг подбегает и что-то шепчет ему на ухо.
Папа как будто колеблется. Потом смотрит на маму. И кивает.
– О’кей, – говорит он.
И направляет ракету прямо вверх, а не наискосок над пастбищем, как предыдущие.
Взорвавшись над крышей «Дома на лугу», «Красный дракон» озаряет всё небо вокруг, оно светится, светится и никак не желает гаснуть. Поэтому тот, кто стоит далеко отсюда, в десяти, пятидесяти или ста милях, – он видит сверкающую красную звезду. И благодаря ей не собьётся с пути.
