Хедвиг совершенно не виновата! - [14]
Они не знают, что Хедвиг и Линда не разговаривают.
– М-м, – мычит Хедвиг и смотрит в другую сторону. И тут замечает Эллен. Та направляется к ним. Карин идёт рядом.
Сердце ёкает у Хедвиг в груди.
– Может, пойдём уже? – говорит она папе и тянет его за руку.
Но папа как будто её не слышит, он всё говорит, говорит.
А Эллен уже стоит рядом и смотрит на него.
– Уходи! – шипит ей Хедвиг. – Ты что, не видишь, они разговаривают!
– Хедвиг обещала позвать меня в гости и познакомить с Максом-Улофом, – говорит Эллен, дотрагиваясь до папы. – Можно?
Хедвиг холодеет. Ей кажется, что на голову обрушился потолок.
Папа раздувает грудь.
– Ну конечно, – улыбается он.
– А он уже поправился? – спрашивает Эллен.
– Он уже что? – приподняв брови, переспрашивает папа. – Ты имеешь в виду, удалось ли нам его приручить?
Эллен и Карин удивлённо переглядываются.
– Приручить? – говорит Эллен.
– Ну да, – отвечает папа. – Если ты об этом, то ездить на нём пока ещё нельзя, он ещё слишком непослушный.
Эллен краснеет, Линда недоумённо моргает своими голубыми глазами.
– Но с животными достаточно просто хорошо обращаться… – продолжает папа. – Ослы не всегда бывают смирными.
– Ослы? – говорит Карин. – Макс-Улоф – осёл?
Теперь удивлён папа.
– Ну конечно. – Он смотрит на Хедвиг. – А ты что про него сказала? Что он – кто?
Тишина. У Хедвиг в глазах чернеет, сейчас она, наверно, брякнется в обморок. О, как бы ей хотелось потерять сознание и пролежать в коме пять лет! Все взгляды устремлены на неё. Но она не может ничего сказать.
– Выходит, и белых лошадей там, где вы живёте, тоже нет? – спрашивает Эллен. – Вообще никаких лошадей нет?
Папа пожимает плечами, он даже не знает, что ответить.
– Насколько мне известно, нет, – бормочет он.
Карин и Эллен стоят молча, словно онемели, и смотрят на Хедвиг. Проходит целая вечность, наконец они разворачиваются и удаляются прочь.
Хедвиг видит, как они подошли к Терезе и зашушукались. Тереза смотрит на Хедвиг. А потом они все хихикают.
Скоро хихиканье раздаётся повсюду, кроме того места, где стоит сама Хедвиг с короной святой Люсии в руке. Мама склоняет голову набок.
– Детка, милая, что ты ещё выдумала? – говорит она.
Папа чешет в затылке. На Линду Хедвиг даже взглянуть боится.
Нет, оставаться тут больше невозможно!
– Поехали домой! – шипит она, голос звучит низко-низко, в горле всё как будто распухло и саднит. Она выбегает в раздевалку и дальше, на заснеженный двор.
Голова горит, Хедвиг летит вперёд по сугробам к парковке. Снежинки вихрем реют в воздухе и садятся ей на лицо – большие, как ватные шарики. Из глаз хлещут слёзы, из носа течёт, всхлипы вырываются изо рта и тонут в снежной буре. «Сааб» закопался в снег по самые колёса. Двери заперты. Хедвиг стоит и кричит на ветру, пока не приходит мама, увешанная ворохом одежды.
Она открывает машину, и Хедвиг, вся синяя, влезает на заднее сиденье. Она ничего не говорит, только плачет.
– Ну не плачь, – утешает её мама. – Не так всё страшно. Вот увидишь, через неделю все всё забудут.
Но папа, который приходит к машине чуть позже, ничего не говорит. Всю дорогу домой он молча смотрит на белые холмы.
Драка
На следующее утро после Люсии Хедвиг не может открыть глаза от страха. Желудок скручивается в узел.
Больше всего на свете Хедвиг хотела бы остаться дома. И никогда не возвращаться в школу. Но такие вещи дети не решают.
Она медленно вылезает из постели. Натягивает штаны и ту же майку, в которой была вчера. Чёрным, дурацким, гадким вчера.
На кухне сидит папа и грызёт сухой хлебец с сыром. Он смотрит на Хедвиг. Потом откладывает бутерброд и хочет что-то сказать.
Но ничего не говорит. Тишина звенит в ушах хуже самого жуткого шума. Папа снова начинает грызть свой бутерброд. Он злится, конечно. Злится, что Хедвиг так стесняется Макса-Улофа, что не смогла сказать одноклассникам правду.
Завтракать ей совсем не хочется, она сидит на деревянном диване в кухне, пока не раздаётся шум автобуса на повороте. Хедвиг суёт ноги в зимние ботинки. Чтобы не возиться с комбинезоном, надевает совсем тоненькую курточку с Микки-Маусом. Сегодня ей всё равно.
Эллен и Карин не здороваются с ней в автобусе, как раньше. Они делают вид, будто её не замечают. Но Хедвиг слышит, как девочки шепчутся, и всё время чувствует на себе их взгляды, которые, как острые ножи, вонзаются ей в затылок.
Вот бы просто пройти в конец автобуса. Вот бы сказать Эллен: завтра я принесу ириски, и мы с тобой будем квиты! А Эллен бы ответила: да, конечно.
Они проезжают тропинку, ведущую к песчаному карьеру.
– И где там живёт твой осёл? – кричит Карин.
И они с Эллен смеются. Нет, подойти к ним Хедвиг не может. Врушка, придумавшая историю про соседа, всё испортила.
Автобус останавливается у школьного забора, и дети высыпают на улицу. Все, кроме Хедвиг – она еле ноги волочит. Когда она входит на школьный двор, девочки уже собрались в кружок у крыльца. Они стоят к ней спиной и шушукаются. В середине кружка торчит одна знакомая макушка – маленькая и светлая, как росток спаржи. Линда.
Это хуже всего. Да, хуже всего то, что Хедвиг соврала Линде, как будто Линда – кто угодно.
– Чего уставилась?
