Хазарский пленник - [166]
Гулянье, посвящённое победному походу, начиналось сразу после поклонения богам, поэтому колесница катилась медленно, позволяя даже калекам шагать вровень с княжеской дружиной, с кругом близких.
Там, на холме, у подворья князя, сейчас накрывали ленты столов, а где и устилали траву рядном, ведь гостей будет много. Слишком много. И мясо шкварчало на углях, и сало роняло капли жира на серый пепел прогоревших поленьев, и кухарки торопились с обедом, зная, что хоть всей работы не переделать, но приготовить мясо и птицу к столу князя нужно. Гостей-то видано-невидано. А среди них не только воеводы, сотники и темники, не только Савелий, знаток многих языков, толмач и дока в делах державных, не только Олекса и возвеличенные жрецы Велеса и Макоши, но и жена половчанка, но и Рогнеда, родившая сына. Среди них послы ханов половецких, вельможи и князья славянские, дворяне и купцы, что уж говорить о вездесущих мальцах, пронырах, норовящих всё узреть вблизи своими жадными глазёнками.
— Ты не жалеешь, что вернулся? — спросила жена, принявшая в Киеве имя Сельги. Владимир предпочитал краткое Селия. Говорил шутливо: ты женщина не избалованная, простая, вот и быть тебе Селией. Но сейчас в вопросе простушки заметен проницательный ум. Не каждая догадается, как города Византии манят чужаков обманчивым блеском показной роскоши.
— Жалею? О чём? — вскинул брови Владимир. — Чем богаче город, тем больше в нём скверны. Малые посёлки легко скрывают свои отходы, а в больших трубы канализации засоряются, и всё дерьмо вываливается наружу. Нет, меня не привлекает Константинополь.
— А женщины? Почему ты не взял принцессу? Говорят, стал бы выше королей. Многие мечтают о такой жене. А наложницы? Рабыни? Почему ты не привёз красивых женщин?
— Зачем? — хитро прищурился Владимир. — У меня есть ты. Дети от разных матерей — причина будущих сумятиц. Нет, Селия, это не умно. Пока мне довольно тебя... а тебе?
— Что мне? — улыбнулась жена. — Я соскучилась по твоим ласкам. Смотрю на твою бороду и жду, когда останемся одни, когда она коснётся моей груди. Это так щекотно... думаю, об этом и истекаю соком, как свежий воск мёдом.
— Эй, женщина! — рассмеялся Владимир. — Я совсем о другом спросил. Ты не жалеешь, что ждала меня в Киеве, а не укатила в степь? К братцу?
— Нет. Не жалею. Учу язык. Привыкаю повелевать слугами. Они такие болтливые, знаешь? Можно обучиться, лишь слушая сплетни. В твоём городе столько сплетен, слухов, что не разобрать, где правда, где вымысел. Говорят, Савелий колдун. А ещё...
— Почему в моём городе? — Владимир обнял жену и высоко поднял её руку, приметив всадников половцев. — В нашем городе. Ведь мы одно целое. И наши народы станут одной семьёй, если мы не натворим глупостей... верно? А что ты там говорила насчёт бороды? Знаешь, византийцы бреют бороды. Совсем. И каждое утро их кожа неотличима от женской.
— А вечером? Ночью? — приняла его игру Селия, картинно округлив глаза.
— А ночью они щекочут жён колючей щетиной, как плохо осмаленные вепри.
— Хватит, — отмахнулась жена. И указала взглядом на Тимку, шагавшего рядом с колесницей. — Чему ты учишь писца? Он всё слышит.
— А чему? Разве ему не пора узнать девиц? Самое время женить Тимку. Как думаешь? Если не будет войны, осенью сосватаем твою сестру. Или племянницу. Не знаю, кто больше приглянулся Тимке. Да они разберутся. Вон отряд Боняка... должно быть, и сёстры там... ты не представляешь, как я рад возвращению. Впервые город ждал меня, впервые. Может, ты принесла мне удачу? Селия?
Девушка рассмеялась, прижимаясь к плечу мужа, а из толпы взлетел очередной букет полевых цветов и запутался в гриве лошадей, гордо вышагивающих по крутым улочкам Киева. Киев встречал князя Владимира, победителя и миротворца. И даже христиане влились в толпу горожан, разделяя радость триумфа, ибо мир с Византией всё же лучше вечной свары. Другое дело — принцесса Анна. Надежда принять багрянородную Анну в общину рухнула, и будущее христианства оставалось неясным.
И никто не удивился, что половцы привели в подарок князю дорогого скакуна, что отец Сели — Боняк, сидит на пиру среди самых почётных гостей, а послы той же Византии и Венгрии — далее. Ибо новые времена дарят новых друзей, и в том нет скверного, лишь бы врагов становилось меньше, да войны реже посещали город. Город гулял, город радостно принимал новые почины, ибо каждый надеялся, что грядёт полоса замирения, покоя и тишины. Что смута безвластия миновала навсегда.
