Hassliebe. Афериsт - [93]

— Пошел к черту, — отозвалась она, скривившись, — мне плевать, что ты придумаешь. Я буду молчать, а ты, сука, попадешь за решетку, потому что все ублюдки рано или поздно косячат.

— Вона как ты у нас заговорила, — присвистнул Голд и поднялся, — что ж, тогда извини, Эмма, ты сама подписала себе приговор. Теперь уж у меня полная свобода действий перед тобой. Но я дам тебе еще один шанс, до завтра. И если завтра утром ты не согласишься на наши условия, мы…

— Можете начинать прямо сейчас, — Свон вскинула голову, не обращая внимания на то, что щека до сих пор горит, как в огне, — ничего не изменится за ночь.

— Нет, все-таки не зря мнение о глупости блондинок существует. Умная бы баба поняла, что с ней будет, а ты только кичишься своей глупой уверенностью. Поверь, ты не будешь интересна Джонсу, когда станешь безвольным мешком с костями, — ответа не последовало, и он скрипнул зубами. — Понятно, все-таки решила по-плохому. Зря. Я ведь доведу тебя до такого состояния, что ты будешь блевать мольбами о прощении. Ты еще будешь шпионить за ним ради меня. Я даже заставлю тебя привести его ко мне, чтобы я мог лично его убить. Но сначала, — он облизал губы, — он увидит, как мои парни тебя отделают, вот прямо здесь, на полу, а потом я с огромным удовольствием убью тебя на его глазах. Уверен, ему понравится. Может, даже воспользуюсь его фишкой и обработаю сначала твои колени. Нравится перспектива? — девушка ничего не ответила, только ее губы едва заметно вздрогнули. Голд, выругавшись, отошел в сторону, скрипя зубами. — Гнида, упертая. Дура! Помоги-ка ей уснуть, — гаркнул он, указав на кого-то подбородком, и покинул комнату, стуча палкой.

Эмма повернулась в сторону, куда смотрел мужчина, но не успела даже среагировать, как слетела на пол вместе со стулом, почувствовав резкий удар по лицу. Дыхание перехватило, и она уткнулась лицом в пол, испытывая дикую боль в запястьях и локтях, не имея возможности размять их.

Лицо жгло от удара и пореза, грудь сдавила жажда, руки свело от неподвижности, страшно хотелось уснуть, но она боялась закрыть глаза и поддаться слабости. Она попыталась перевернуться, чтобы стало хотя бы немного удобнее, но плечо продолжало больно упираться в неровный пол, доставляя дискомфорт.

Где-то совсем рядом прошел мужчина, и Свон чисто инстинктивно сжалась, боясь даже шелохнуться, ожидая нового удара. Но тот только схватил ее за волосы и ножку стула и поставил на место, посреди комнаты, проверив веревки. Зло скосив на него глаза, она облизала пересохшие губы.

— Да вы тут все, я смотрю, джентльмены от Бога. Вам что, платят за то, чтобы вы вели себя максимально отвратительно? В таком случае поздравляю — у вас всех это выходит на пять с плюсом.

— Знаешь, ты, сука, — процедил тот и сжал ее горло, заставив задохнуться от нехватки воздуха, — босс просил, чтобы мы тебя не убивали, но это не значит, что мы не будем с тобой развлекаться. Так что давай, язви, пытайся быть крутой. Поверь, тут многие мужики хотят поставить тебя раком, продолжай, мы только рады, — оттолкнув ее, оставив на шее подтек, он отошел в тень, теряясь из глаз.

Свон шумно сглотнула, жадно хватая губами воздух. Она понимала, что теперь играет напрямую со смертью, но в то же время прекрасно осознавала, что никогда не сделает то, что они хотят от нее.

Дни тянулись нестерпимо медленно. Эмма почти забыла, что значит нормальная жизнь. Ее почти не поили, кормили раз в день, все остальное время занимали допросы, все такие же пустые и бессмысленные. Она молчала, порой вообще не разнимая губ, но с каждым разом это становилось все труднее и труднее.

Несмотря на всю ее выдержку, она понимала, что такими темпами ее надолго не хватит. Ее били, душили, угрожали оружием, а в какой-то момент выволокли на палубу, и только так она поняла, что все это время была в трюме старого теплохода. Ее снова и снова окунали головой в холодную воду, держа без воздуха до тех пор, пока она уже не могла оставаться в сознании.

Спустя какое-то время Свон привыкла к тому, что один глаз заплыл, а на руках порезы зарастут не скоро, так как веревки въелись едва ли не до мяса. Голос она почти потеряла, потому что иногда, когда боль была по-настоящему невыносима, она позволяла себе только один крик, и то на пару секунд, чтобы просто выдохнуть все и по-новой собраться с силами.

Она видела, с каким удовольствием ее мучители ждали и ловили ее редкие крики, буквально упиваясь ее слабостью. И она терпела, до крови кусала губы, чувствовала, как кружится голова, как она слабеет с каждым часом, но молчала, не размыкая губ.

Голд приходил каждые три часа, снова и снова задавая все те же вопросы, утверждая, что все, что с ней было, это цветочки, что он не остановится, пока не получит информацию. Она боялась этого человека со страшными глазами и тонкими губами, от него веяло чем-то мерзким, и она никогда прежде не встречала таких гнусных людей, как он. Злой, наглый, грубый, но не такой, как Киллиан.

Киллиан… Она старалась не думать о нем, старалась просто вообще не думать, снова и снова повторяя в голове УК, просто не думая больше ни о чем. Только изредка касалась мысленно Генри, словно боясь, что это чудовище со змеиными глазами прочитает ее мысли и что-то сделает с ее сыном. Она боялась, что в какой-то момент он начнет угрожать судьбой сына, и тогда ей придется выбирать между ним и Джонсом.