Hassliebe. Афериsт - [167]

— Я понятия не имею, о чем Вы, мистер Джонс, — отчеканила она, скрипнув зубами, — в любом случае если за всем этим стоите Вы, то я Вас искренне ненавижу.

— Как трогательно, — улыбнулся он и, сев перед ней на корточки, поймал ее взгляд. — А ты так и не догадалась. Я ведь боялся, что ты раскусишь меня еще тогда, в самом начале, когда я только привел Киллиана к вам в участок. Но ты даже толком не посмотрела на меня.

— Мне нет до Вас никакого дела.

— А вот и есть, радость моя, — хмыкнул мужчина, сжав ее подбородок, и провел языком по губам. — Неужели я реально так изменился? Всего лишь отрастил волосы, покрасился, щетина, загорел посильнее, накачался — и все, ты уже не вспоминаешь меня? А если взглянуть в мои глаза, — он подался еще ближе, почти коснувшись носом ее носа, — ты ведь, как я помню, раньше даже рисовала их, потому что была страстно влюблена.

Эмма замерла, нахмурившись, и медленно скользнула взглядом по его лицу, изучая лоб, брови, нос, щеки, губы, потом встретилась с ним глазами, бледнея с каждой секундой все сильнее, и в какой-то момент, не выдержав, шумно сглотнула, поджав губы.

— Уилл…

Комментарий к 56 (измененный вариант). Как-то так.

====== 57. ======

— И почему они не звучат? Фанфары, то бишь, — усмехнулся мужчина, поднявшись на ноги, и небрежно отряхнул штаны, дернув бровями. — Ну как, открыла новую землю? Испытала оргазм? Прыгнула с парашюта? Как ощущения?

— Но этого не может быть, — прошептала Эмма, тряхнув волосами, глядя на него бешеными глазами, — ты умер, я… я ведь даже…

— Что? Была на могиле? Получила информацию? Навестила очередную дуру, которая залетела от меня и свято верила, что я сдох? Ну так не срослось, дорогуша, я просто в какой-то момент понял, что мне все это осточертело, и свалил. Сказал, что умер, тщательно все подготовил, поменял имя, внешность, обрезал все нити с прошлым, даже имя себе новое создал. С деньгами ведь это раз плюнуть, а я никогда не бедствовал.

— Нет, нет, это не правда, — как в забытье повторяла она, плотно зажмурившись, — это же не правда, такого быть не может. Ты умер, тебя не должно быть здесь.

— Ну прости, я тут. Живой, здоровый. Меня ведь ты заинтересовала еще тогда, в лагере, когда начала общаться с Киллианом. Он показал мне твои фотографии, и мне стало любопытно, чем ты его завлекла. Надо было, правда, подождать несколько лет, а то мне не хотелось сесть за решетку, но ты даже оправдала мои ожидания. Правда первое время. Потом ты влюбилась, и мне стало скучно.

— И ты бросил меня с ребенком, — процедила Свон, подняв на него глаза, — и сразу стало интересно, да?

— Я был убежден, что ты сделаешь аборт. Мать-одиночка, да еще и молодая, без постоянного заработка, из неполноценной семьи — я был уверен, что ты избавишься от него, и даже думать о тебе забыл. Но потом прошло время, и в какой-то момент я наткнулся на тебя, узнал, что ты работаешь в полиции, что у тебя ребенок, и сложил два и два. Все это время ты жила с моим ребенком, а я и не знал.

— Генри — не твой ребенок! — рявкнула она, дернувшись вперед. — Никогда им не был и никогда не будет! Я не позволю тебе даже приблизиться к нему, сукин ты сын!

— Ой, серьезно? — расхохотался он, откинув голову назад. — И каким это, позволь, способом? Ты, моя сладкая, привязана к стулу, даже не зная где, а я могу запросто попросить привести мне твоего ребенка. В мешке. Или на тарелочке, — подойдя ближе, он поднял ее лицо, сжав подбородок девушки, — что ты хочешь, чтобы тебе привезли? Ухо? Пальчик? Или, может, что-нибудь побольше?

— Ты чудовище! — повторила блондинка, дернув голову назад. — Ты не посмеешь тронуть его!

— Ты так думаешь? Не бери меня на слабо, Свон, я ведь могу и сделать, лишь бы убедить тебя в том, что я очень и очень даже могу посметь. А, может, я даже хочу его привезти сюда. Все-таки мальчик должен узнать, кто его папочка, познакомиться с ним спустя столько лет, так сказать.

— Лучше, если он никогда не узнает, кто его отец.

— Не дерзи мне, лапочка. Я хочу поиграть с тобой, а ты вынуждаешь меня просто убить тебя и бросить такую сладкую игру, о которой я мечтал столько месяцев, пока мой нерадивый сыночек пас тебя в участке, ничего не делая.

— Не смей так говорить о нем! И… прекрати меня называть так, — добавила она, поджав губы. Бреннан нахмурился, выгнув бровь.

— Как так? Лапочкой? — заметив дрожь, скользнувшую по ее лицу, он усмехнулся. — Что, серьезно? Ой, точно, верно, это же он тебя так звал периодически, как я мог забыть. Только научился он всему этому от меня, я его учитель, учитель во всем.

— Теперь я понимаю, почему он стал таким. Как он вообще жил все это время под одной крышей с тобой?..

— Ему нравилось, дорогая моя. Ему нравилась его жизнь ровно до тех пор, пока в ней не появилась ты. Снова. Я ведь долго думал, что же мне с тобой сделать, потому что просто убить слишком просто, да еще и поймать тебя было нелегко. И тогда я решил, что убью одним ударом двух зайцев — и с тобой разберусь, и с Киллианом, потому что он стал мне мешать, слишком уж наглым вырос, научился хамить и, видите ли, мнение свое стал иметь, подонок. А тут я понял, что можно будет сдать его после того, как он с тобой разберется, ну и заодно подкинуть все его прошлые делишки. То есть я не при делах, а он был сел до конца жизни. Я бы тем самым освободился и от тебя, и от него, и моя жизнь бы стала вообще радужной.