Хасинто. Книга 1 - [30]

Устами припал к королевским стопам.

«Явите милость, владыка наш!

Сид ноги и руки целует вам.

Ему вы сеньор, а он ваш слуга.

С каррьонцами сами его дочерям

Вступить вы велели в почетный брак.

Вы слыхали про честь, что нам воздана.

Осрамили жестоко инфанты нас:

С Сидовых дочек одежду сорвав,

Обеих избили они без стыда,

Их бросили в Корпесе, в диких горах

На съедение птицам и хищным зверям».

Хорошо, что король и кортесы окажутся справедливы, и злодеи получат по заслугам! Хорошо, что у Кампеадора преданные и честные вассалы. Они без толики сомнений сошлись в поединке чести с врагами сеньора.

Бьет дон Мартин что есть силы наотмашь,

Рассек на инфанте шлем золоченый,

Завязки на нем порвал, как бечевки,

Забрало пробил до подкладки холщовой.

Шпага насквозь через холст проходит,

Волосы режет, касается кожи.

Резкий стук в дверь прервал его на одном из самых захватывающих моментов. Сеньор также досадливо поморщился, но войти позволил.

На пороге появился Гонсало.

— Дон Иньиго, прибыл посланец от идальго Алвареса. Он здесь, за дверью, — оруженосец махнул рукой себе за спину.

— Хорошо. Передай: я буду с ним говорить.

Кабальеро вошел в покои через несколько мгновений. Его одежда напоминала лохмотья: грязная, рваная, а на груди и левом рукаве большие красно-бурые пятна. Кровь. Его или чужая? Как бы там ни было, а вести он наверняка привез важные. Понять бы теперь, как следует поступить Хасинто: остаться здесь или уйти? Де Лара не велел ни того, ни другого — словно вовсе забыл о нем. А спрашивать поздно: сеньор уже поднялся и шагнул навстречу гостю. Тот преклонил колено и заговорил:

— Дон Иньиго, ваш верный вассал и мой сеньор идальго Бенито Алварес целует вам руки моими устами и умоляет о помощи…

Он облобызал руку де Лары и с его позволения встал.

— Как вас называть, кабальеро?

— Теофано.

— Говорите, Теофано. О чем просит мой добрый вассал?

— С Божьего соизволения мой сеньор до сих пор успешно управлял пограничными землями, что за Тахо. Но подобно саранче навалились неверные! Осадили Нуево-Балуарте!

— А что сарацинский идальго ибн Мансур? Он должен был помочь. Или предал наш договор?

— Нет, дон Иньиго. Он помогал, пока мог, но потом на его собственных границам враги объявились.

— Значит, помощь нужна немалая… Теофано, вы сейчас откушайте и отдохните, а с утра поезжайте к идальго Алваресу и передайте: я приду на выручку. Завтра же начнем готовиться к походу и, даст Бог, утром четвертого дня выступим.

Когда посланник удалился, сеньор прошелся по опочивальне, затем глянул на Хасинто и сказал:

— Вот так-то, эскудеро: нас ждет война. Поэтому хватит чтений, ступайте спать. Завтра подняться придется еще до зари.

— Хорошо, дон Иньиго! — выпалил он и спросил: — А меня вы с собой берете?

— И вас, и Диего с Гонсало.

Издать бы ликующий вопль, заскакать от радости по комнате! Жаль, нельзя. Остается только улыбаться во весь рот.

— Спасибо, сеньор!

Де Лара посмотрел на него как-то по-доброму и усмехнулся.

— Иди к себе, Чинто. Хорошей ночи. Главное, постарайся все же уснуть, а не мечтать о сражениях. И еще: встретишь Диего, ничего ему не говори. Пусть хотя бы один из вас выспится.

Сеньор как в воду глядел: Хасинто и впрямь полночи не смыкал глаз. Еще бы! Скоро, совсем скоро его первая битва. Он уже слышал конский топот, крики воинов и лязг мечей, видел себя, несущимся на Валеросо.

Вот он перехватывает предназначенный сеньору удар, пронзает врага копьем, а потом еще одного, и еще!

Наивные, самонадеянные мечтания, конечно. Скорее всего, ему, как и Диего в прошлый раз, придется стоять в тылу с конями. Но все равно это лучше, чем оставаться в замке, дожидаясь возвращения рыцарей.

Когда Хасинто наконец-то задремал, ему приснились рыцари, стяги, взятые крепости, плененные мавры и… мавритянки. А рядом с ним бился отец. И он был вовсе не таким угрюмым, каким помнился. Напротив: смотрел на него теплым взглядом и говорил: «Молодец, эскудеро».

Хасинто вскочил с кровати еще до гудка рассветного рога. Удивительно, но чувствовал он себя вполне отдохнувшим, даже бодрым, хотя поспать удалось совсем немного. Наверное, все дело в том, что война! А еще в том, что нужно успеть первым сообщить об этом Диего. Вчера дон Иньиго велел молчать, но сегодня-то можно! Как же хочется увидеть выражение лица приятеля, когда тот узнает, что сеньор берет в сражение всех троих оруженосцев!

Увы. Диего уже все узнал. На подворье сам бросился навстречу Хасинто и выпалил:

— Чинто! Война! И — представляешь? — нас всех берут!

Только и оставалось, что показать: он услышал об этом раньше.

— Да. Посланник при мне к дону являлся. Вчера вечером. Просто сеньор велел ничего тебе не говорить, чтобы ты выспался, а не грезил о сражениях.

Вот так-то! Пусть знает!

— А ты, значит, не грезил? — с хитрецой спросил Диего и прищурился. — Спокойно проспал всю ночь?

— Полночи не спал, — смеясь, признался Хасинто. — Так что тебе повезло больше.

День прошел в суете. Они быстро, но тщательно начищали мечи, копья, доспехи, готовили лошадей.

На внешнем дворе скопились телеги. В них воины укладывали запасное оружие и кольчуги, а слуги — снедь, что в пути не испортится: сало, вяленую свинину, сухари. В день выхода за телегами потянутся овцы, свиньи. Присоединятся и мужчины из челяди, а также некоторые крестьяне — составят пешее ополчение.