Хасидские рассказы - [35]

Я думаю, например:

— Здесь вероятно было море; потому что песок создан был для морских берегов…

— Песок кругл, как яйцо, и так же катится, как судьба человеческая.

— И евреи подобны песку… Сухие, жесткие, сыпучие зернышки, нечем им прилепиться друг к другу.

— И нас было бы столько же, сколько песку в пустыни, если бы не гонения и муки…

И судьба песка такая же: стояли некогда скалы у моря, море их подмыло, сокрушило, низвергло в кипящие бездны свои, и разбило их, и измололо, превратило в песок.

И много еще говорил он о песке и о блуждании по пескам, пока не перешел к самому сказанию.

4. Стая птиц, и что рассказывал царь этих птиц

Уж приближалось время моего избавления, когда я увидал стаю птиц.

Стая имела вид треугольника, занимала много миль и двигалась впереди меня по пустыни.

Сзади длинный ряд птиц, в милю длиною, чем дальше, тем уже становились ряды, пока у вершины не сходились в одной птице, главе стаи, птичьем царе…

И я восхвалил Господа, давшего мне увидеть что-либо, кроме песка; и сейчас у меня появились новые мысли:

Почему стая треугольна?

И я скоро понял почему:

По закону и по справедливости все должны быть равны, все ряды должны быть равны, и стая должна представлять четырехугольник, квадрат. Но те, что составляют ряды, не равны между собою, и поэтому, чем кто выше, тем уже его ряд, тем меньше у него товарищей; тем большее число движется позади него, и тем меньшее, — впереди него… И так до царя, шествующего впереди всех, и равноценного поэтому всем остальным, вместе взятым…

В нынешние годы, — простак лезет в головы! Некогда, в добрые старые годы, — впереди шел пророк Моисей, за ним, — его приближенные, за теми — старейшины, потом, — священники, левиты, а затем лишь, — народ: широкие ряды. Вот почему и сказано, что «Моисей равноценен им всем». Он шел впереди. Перед ним был лишь огненный столб, но ни одного человека!

Затем мне захотелось узнать, почему эти птицы не летят под небом в вышине, как обыкновенные птицы!

И я сделал над собой усилие, стал присматриваться, и заметил, что эти птицы почти бескрылые, хотя они и имеют вид птиц…

Миллионы составляющих задние ряды имеют лишь следы крыльев, одни лишь намеки на крылья… У птиц из передних рядов, кое-какие высохшие крылышки, маленькие и худые, как рыбьи плавники… Совсем высокопоставленные, едва-едва шевелят жесткими крылышками, вытирая ими иногда свои клювы… Да и сам царь мог бы позавидовать самому плохому, ленивому гусю… Вот почему не летают!

Не летают, и даже не ходят, а прыгают.

Ходить не могут, потому что у них птичьи ножки, худые, короткие палочки, не на что ступить.

А чем они живут? — подумал я.

Присматриваюсь и вижу: время от времени, ряд за рядом нагибает головы, бросает голодный взор на песок, пороется клювом, достает желтый листик, сгнившую виточку, растеньице, Бог весть откуда попавшее в песок… и проглатывает.

Этим живут!

Затем мне захотелось узнать, куда движутся птицы, по пути ли нам, или мне! И придется свернуть, и куда вправо или влево? Я ускорил свой шаг, достиг вершины треугольника, царя этих птиц.

А каков бы ни был царь, он все же царь; есть ли крылья, нет ли крыльев, а ему должно воздать честь.

Я остановился, произнес положенную на сей предмет хвалу, почтительно поклонился и спросил куда он ведет свою рать?

И царь мне ответил, что еще сомнительно, ведет ли он их за собою, или рать толкает его вперед. А идут они войною.

— На кого?

— На старый дом!

Я оглядываюсь, но ничего, кроме песка, не вижу. Царь птиц догадался, что означает мой взор, и сказал мне:

— Ты идешь быстрее нас, ты его раньше увидишь!

— А почему вы пошли на старый дом?

— У нас старые счеты! — ответил царь и рассказал мне такую историю:

— Старый дом, который ты увидишь раньше нас, потому что быстрее идешь, некогда был большим замком, где обитало много вельмож и дам… Хорошо им жилось, вино рекою лилось, целые быки жарились. А у леса — у свежего, зеленого леса, а некогда росшего вблизи замка — они всю дичь забирали! Но с них все было мало, песен им захотелось, и разослали они слуг по лесу, половили всех веселеньких певчих птичек, рассадили их по клеткам, пусть поют за господским обедом.

И лес онемел. И из-за тоски о своих зайцах, оленях и прочих зверях, из-за еще большей тоски о певчих птичках, весело щебетавших среди ветвей и листвы, — лес захирел, стал чахнуть и сохнуть, пока совсем не исчез в песке, из которого мы теперь достаем остатки листьев и ветвей…

Птицам в клетках не лучше жилось. Их, правда, сахаром кормили, но в тесных клетках не могли они крыльев расправить, и стали крылышки сохнуть и исчезать, как листья родного им леса…

— И мы, сказал царь, — потомки тех птиц… Взгляни на мои крылья… А я ведь их царь… У других и вовсе ничего нет! А теперь, — закончил он, — настала пора, мы идем войною на старый дом…

— Что вы с ним сделаете?

— Разрушим и разобьем его крепкие стены, по камешкам его разнесем; камешки в песок изотрем, песок — в пыль, эту пыль мы проглотим, чтобы обмануть наш голодный желудок…

— Разве вы одолеете дом?

— Стар этот дом, внутри работают наши друзья — червяки. Дни и ночи они его точат… И дом вовсе не крепок, как кажется… Теперь уж наверное… Притом, пусть он будет как крепок, пусть он морская скала, но нас ведь море, и мы его сокрушим!