Харперс-Ферри - [8]
ДЖОН БРАУН. Такова участь всякого заговорщика. Чем человек достойнее, тем горше боль. А мы — заговорщики.
КУК. Я знаю, если сказать ей правду, она будет с нами.
ДЖОН БРАУН (холодно). Опасность чересчур велика. Вы будете молчать как убитый.
КУК. Молчать как убитый. Слушаюсь, командир. (Уходит).
>Свет меркнет, и площадка погружается в темноту. Джон Браун, Кейджи и Стивенс подходят к остальным и тоже замирают в неподвижности. Эта площадка остается в полутьме; освещается другая: Марта и Оливер в фруктовом саду.
МАРТА. Наш милый сад. Опять мы здесь… Мы оборвали все яблоки до последнего. Помнишь воскресный пирог с яблоками?
ОЛИВЕР. Я полюбил эти старые корявые деревья, их ветви, которые служат нам укрытием.
МАРТА. Где-то мы будем, когда они вновь зацветут?.. А ведь мужчины знают, что мы уединились здесь.
ОЛИВЕР. Боюсь, что да… (Присвистнув). Смотри, какие черные тучи. Собирается гроза.
МАРТА. Мир знает, что муж и жена дарят друг другу плотскую радость, но ему не дано знать, когда наступают мгновения близости. А в этом доме знают — до часа, чуть ли не до минуты. Когда мы вдвоем, мне порою чудится, что с нами кто-то третий — проходит мимо, едва не задев меня, касается моей кожи.
ОЛИВЕР. Разве кто-нибудь здесь хоть раз привел тебя в смущение, когда мы уединялись, заставил тебя почувствовать неловкость хоть одним движением, усмешкой, взглядом?
МАРТА. Нет, никто и никогда. Но ощущение все-таки остается — что с нами кто-то третий, проходит рядом, задевает меня.
ОЛИВЕР. Жаль, что у тебя такое чувство.
МАРТА. Оливер, супруг мой, поцелуй меня.
>Они целуются.
Мне было хорошо с тобою здесь в саду, но я мечтаю быть с тобой в постели.
ОЛИВЕР. Интересно, что поведает людям о нас с тобой история.
МАРТА. Как живо присутствует в твоем сознании история. Здесь на ферме со всеми так — каждый живет с оглядкой на историю.
ОЛИВЕР. И ты тоже, милая… Если нас ждет удача, мир назовет нас героями, и на этом старом доме будет развеваться флаг.
МАРТА. А если неудача?
ОЛИВЕР. Неудача? Тогда большинство из нас погибнет, а те, кто останется в живых, повиснут между небом и землей.
МАРТА (целует его). Оливер, у меня будет ребенок.
ОЛИВЕР. Наше дитя, зачатое в краю рабства, — наше дитя доживет до тех дней, когда этот край станет свободным краем свободных людей. Я клянусь тебе в этом, Марта. Жизнью своей клянусь… Тсс! (Напряженно прислушивается). Ветерок пробежал, вот и все.
МАРТА. Листья задрожали.
ОЛИВЕР. В воздухе потянуло холодком.
МАРТА. Тучи совсем черные.
ОЛИВЕР. По ту сторону гор идет дождь. Еще минута — и пойдет у нас.
МАРТА. Вот и первые капли. Скорей. Бежим.
ОЛИВЕР. Бежим.
Пока они бегут к дому, свет на площадке, изображающий сад, меркнет, и освещается площадка, изображающая ферму. Гроза бушует вовсю, то и дело гремит гром. Неподвижная группа оживает.
КЕЙДЖИ (очень громко). Слушайте все! Можно кричать. Шуметь. Гроза перекроет все звуки. Шумите что есть силы. Гром будет нам защитой.
>Под тяжкие раскаты грома и шум ливня в комнате творится несусветное: все кричат на разные голоса, кто-то пронзительно верещит, кто-то пускается в пляс под поросячий визг, одни кукарекают по-петушиному, другие мяукают, мычат и так далее, подражая разным животным; раздается лихой посвист, четверо затевают строевые занятия, дурашливо гаркая: «Нале-ву! Шагом марш! Напра-ву! Кру-гом! Рота, смирно!» Один, схватив оловянную кружку и миску, как сумасшедший колотит ими друг о друга, некоторые, разделившись парами, борются. Один из мужчин негромко запевает «Лорену»[1], другой подхватывает, за ним — третий, четвертый, и постепенно поют все. Гроза начинает стихать.
Не так громко. Гроза проходит.
>Пение замирает.
Все успокоились.
>Полная тишина. Мужчины обмениваются внимательными взглядами.
ТИДД. Я пошел спать.
>Мэри зажигает свечи и раздает их мужчинам, которые выстраиваются в очередь на чердак, так что каждый второй или третий в очереди стоит со свечой в руке. Процессия движется наверх, в молчании, словно бы совершая религиозный обряд. Стоит глубокая тишина.
ОЛИВЕР (последний в очереди). Спокойной ночи, Марта. Храни тебя господь.
МАРТА. Спокойной ночи.
>Джон Браун знаком подзывает к себе Кейджи и Стивенса. Все трое выходят на полуосвещенную площадку авансцены и застывают в неподвижности.
МЭРИ (держа в вытянутых руках рубашку). Bот рубаха, которую прожег Тидд.
МАРТА (приглядываясь). Это же не отцовская рубаха! Тидд прожег свою. Не помнил себя от гнева и все же не стал портить чужую вещь.
МЭРИ. Завтра я научу его, как класть заплату.
МАРТА. С заплатой ему хватит дела на полдня.
МЭРИ. Идем-ка спать, Марта, день окончен. (Глядит в ту сторону, где стоит Джон Браун. Мягко). Доброй ночи, дорогой мой неспокойный муж. Доброй тебе ночи.
>Мэри и Марта уходят, свет на этой площадке меркнет, и освещается та, где стоят Джон Браун, Кейджи и Стивенс. Они приходят в движение.
СТИВЕНС. Что ж, сегодняшний день прошел благополучно.
КЕЙДЖИ. Так-то так, но кто может поручиться за завтрашний? Командир, отчего вы не возразили на довод Тидда разумно, а лишь твердили: «Мы будем ждать»? Вы сами добились того, что произошло это голосование. Зачем?
СТИВЕНС. Либо мы наносим удар быстро, согласно, как единая армия, либо…
Пьеса известного американского драматурга XX века посвящена борцу за права рабочих, профсоюзному деятелю и автору песен Джо Хиллу. Радикальный революционер, агитатор, опасный своим талантом, поэт, чьи песни стремительно разлетались по стране, легенда американского рабочего движения, в 1915 году он был осужден и казнен по сфабрикованному обвинению.
Пьеса одного из американских драматургов XX века написана на сюжет библейской легенды об Иосифе Прекрасном, который был продан братьями в рабство в Египет и достиг там высокого положения.
В пьесе одного из наиболее интересных американских драматургов XX века Галилей бросает вызов религиозным догмам, встречает сопротивление церкви и ведет борьбу с невежеством, страхом и унынием.
В сборник входят пьесы одного из наиболее интересных и значительных современных драматургов США. Творчество Стейвиса отмечено масштабностью и остротой проблематики, выразительностью характеров, актуальностью сценических коллизий. Его пьесы — это драмы идей, здесь обретают голос известные исторические личности — Галилей, Джо Хилл, Джон Браун.
Драма о браке Джорджа Оруэлла с 30-летнему помощницей редактора журнала Соней Браунелл. Лондон, 1949 год. В больнице «Юнивесити колледж» находится Джордж Оруэлл с тяжелой формой туберкулеза…
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.