«Харбинская» операция НКВД СССР 1937–1938 гг. Механизмы, целевые группы и масштабы репрессий - [17]

Следуя директивным инструкциям, в первую очередь закрытому письму № 60268 от 20 сентября 1937 г., карательные органы выявляли «шпионов», «диверсантов», «террористов», «участников контрреволюционных фашистских формирований» и прочий «контрреволюционный элемент». Так, согласно докладной записке начальника УНКВД УССР по Днепропетровской области от 3 января 1938 г., за первые полгода проведения операции аресту подверглись 200 выходцев из Харбина. Как «завербованные» Японией прошли 165 чел., среди которых: «шпионов» – 65, «диверсантов» – 34, «террористов» – 27, «участников контрреволюционных фашистских формирований» – 19 и прочих «контрреволюционеров» – 20, остальным инкриминировали троцкизм[81]. Такого рода перечень обвинений воспроизводился и в других республиках, областях и краях страны[82].

Как нам представляется, в репрессиях по «кулацкой» операции, серии «национальных» операций и чисток советской элиты не было четких границ в определении целевых категорий, что давало возможность проводить дополнительные аресты и осуждения. Автором установлено, что «харбинцы» как бывшие служащие КВЖД и реэмигранты из Китая прошли не только по приказу № 00593, но и по другим массовым операциям, в том числе по «кулацкой» карательной акции и в рамках чисток советской элиты. Региональные сотрудники НКВД имели широкие полномочия в проведении репрессий. Помимо отнесения арестованных к одной из массовых операций сотрудники НКВД определяли инстанцию (судебная или внесудебная), которая будет выносить окончательный приговор. Это давало местным чекистам широкие полномочия в увеличении количества репрессированных, так как «кулацкая» и «национальные» акции, а также чистки советской элиты шли параллельно друг другу. При этом Москва не давала четких инструкций по распределению контингента между судебными и внесудебными инстанциями. Несомненно, центральный аппарат НКВД контролировал региональные органы в вопросе распределения репрессированных контингентов по массовым операциям и, соответственно, по карательным инстанциям, так как списки арестованных, подлежащие рассмотрению Военной коллегией Верховного суда СССР и «двойкой», направлялись на утверждение в центральный аппарат НКВД. Комиссия НКВД и Прокурора СССР не всегда утверждала предложенную региональными карательными органами меру наказания, в некоторых случаях «двойка» предписывала передать дело на рассмотрение Военной коллегии Верховного Суда СССР, Военного трибунала или суда, изменить расстрел на лагерное заключение. Похожая ситуация сложилась и со списками репрессированной советской элиты. В исключительных моментах дела передавались на рассмотрение в «альбомном» порядке, т. е. в компетенцию «двойки»[83].

Несмотря на широкие права региональных органов НКВД, Москва несколькими способами осуществляла контроль за действиями местных чекистов. Первый способ заключался в информировании центрального аппарата о ходе операций каждые пять дней. В таких шифртелеграммах территориальные карательные органы сообщали общую численность арестованных с начала проведения операции, количество задержанных за пять дней и т. д. Докладные записки, подготовленные региональными органами НКВД для центрального аппарата, стали еще одним способом контроля. В таких документах подробно сообщалось о ходе карательной акции, а именно: о количестве арестованных, раскрытых групповых делах, прилагались протоколы допросов, а также справки на лиц, выявленных в ходе допроса обвиняемого в «японском шпионаже», и т. д. Записки направлялись в столицу до нескольких раз в неделю. «Альбомные» списки, направляемые в НКВД СССР, также служили для проверки. Кроме того, в январе, апреле, июне, ноябре по требованию Москвы были подготовлены сводные отчеты об итогах массовых операций 1937–1938 гг.

На начальном этапе Большого террора, основываясь на приказе № 00593 и закрытом письме о деятельности «харбинцев», которые указывали на будто бы существующую в стране разветвленную диверсионную сеть японских шпионов, сотрудники НКВД строили дела не индивидуальные, а групповые, искусственно создавая шпионские, диверсионные и контрреволюционные организации. Все «подразделения» были связаны между собой, не случайно протоколы допросов «харбинцев» отсылают оперативных сотрудников НКВД к руководителям подразделений, а те в свою очередь «раскрывают» весь состав организации. Рассекречивание и уничтожение одной организации необратимо вело к раскрытию другой. Как правило, такие «подразделения» могли включать в себя до нескольких десятков человек. Так, на промышленных предприятиях Барнаула зимой 1938 г. была рассекречена террористическая организация из 80 чел. во главе с бывшим торговцем П.В. Свидерским[84]. На основании его «признательного заключения» к весне 1938 г. в промышленности города была вскрыта и уничтожена еще одна контрреволюционная повстанческо-диверсионная группа во главе с «харбинцем»[85]. Согласно ряду докладных записок, например, на Южной железной дороге сотрудниками ДТО ГУГБ были «вскрыты» группы «Восток» и «Самурай», в Киевской области – «Мурашка», «Семья», «Азиаты» и т. д.