Хантер - [53]

Очередной приём холодной воды. Живительная влага! Я тряхнула головой, воспринимая реальность.

– Ты будешь говорить?

Я лишь покачала головой и улыбнулась. Не дождётесь, ублюдки!

Они опрокинули меня со стула на пол и стали бить ногами. Били везде: в живот, по спине, по ногам… Боль! И ничего больше. Так продолжалось, примерно, минут двадцать. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. Всё тело было в синяках, кровоподтёках и ссадинах. Они резко прекратили. Я открыла глаза, посмотрела на одного из них и улыбнулась.

Вам меня не сломать, чёртовы ублюдки! В одну секунду сомалиец озверел от моей улыбки. Он замахнулся своим тяжелым ботинком и ударил прямо в лицо, выбив мне ещё пару зубов и разбив нос. Больше я не помнила ничего!

Полумрак. Тошнота комом застряла в горле. Трудно дышать. Лицо в непонятном бесформенном, посиневшем, опухшем состоянии. Боюсь даже прикасаться к нему. Любое движение доставляет боль. Лежу, свернувшись калачиком, на холодной земле, в моей уже ставшей мне родной камере. Меня несколько раз выводили и избивали. Дни еле ползут. Я потеряла счет времени, оно остановилось.

В мозг прокрадывается мысль: сказать то, что они от меня просят? Но только кому от этого станет легче? Если я скажу, тогда они найдут и убьют Петрова. А подельники Петрова потом убьют Боба и его семью. И в придачу тех людей, кто был в курсе этой операции. И соответственно, Хамзат всё равно убьёт меня. Нет, я ничего никому не скажу. Меня итак убьют. Какая разница. Буду молчать.

Дверь резко открылась, и в камеру вошли двое боевиков. Они подняли меня за руки и потащили. Мешок уже не надевали. Видимо, скоро меня убьют. Либо я сама умру. Боль невыносимая. Меня посадили на стул и привязали. Я больше не сопротивлялась. Сил нет вообще. Организм истощён и обезвожен. Я не ела почти неделю, возможно больше. Иногда давали пить, но очень редко.

– Ты не надумала говорить? – спиной ко мне стоял Хамзат.

– Я ничего не знаю! Отпустите меня!

Он резко развернулся и ударил по лицу. Мне кажется, там уже не осталось ни миллиметра живого места.

– Скажи мне, кто заказал меня? И, возможно, я отпущу тебя!

– Я ничего не знаю! Оставьте меня в покое!

– Ты врёшь! – он почти вплотную приблизился ко мне – Если бы ты была обычной туристкой, ты бы не выдержала подобных пыток. Так что не ври мне! Ты наёмница! – он отошёл к столу, взял щипцы и снова посмотрел на меня. – Я спрашиваю в последний раз, на кого ты работаешь?

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и посмотрела на него.

– Я обычная туристка! Я ни на кого не работаю. Я приехала сделать фоторепортаж о стране.

– Ты не работаешь в журнале, София Фрошель! Такого человека вообще нет. За тебя даже не у кого просить выкуп!

– Я ничего не знаю! – я прокричала, вложив последние силы.

– Может быть, это поможет тебе вспомнить! – он схватил мою руку, другой боевик перехватил её и крепко сжал, а Хамзат, взял палец и щипцами зажал ноготь. Ужас сковал меня.

– Последний раз спрашиваю, – он зажал сильнее, а я зажмурилась в ожидании боли. – Ты сама напросилась!

Резкая боль во всей руке. Мой крик разлетелся по всей округе, сгоняя птиц с деревьев. Меня окатили холодной водой, приводя в чувство.

– Ну что, так и не вспомнила?

Я лишь слегка улыбнулась и, собрав оставшиеся силы, плюнула ему в лицо. За что получила очередную смачную пощёчину.

На левой руке были сдёрнуты три ногтя. Я молчала. Хамзата это стало раздражать. Он велел отвести меня, а напоследок сказал, что если я не начну говорить, то он передумает и «пустит» меня через сотню своих солдат.

Мне уже было всё равно. Пусть делают, что хотят. Единственное, что я хочу, так чтобы это поскорее закончилось. Я хочу умереть! Это всё, о чем я сейчас думаю. Боль невыносима. Терпеть нет сил. Жить? После всего этого жить не хочется. Психика уже нарушена! Мозг практически не соображает: я постоянно нахожусь в полуобморочном состоянии.

Меня закинули в тёмную и сырую камеру. Я осторожно подняла руку и, оторвав небольшой кусок ткани от футболки, замотала пальцы на левой руке. Пальцы дёргались от боли, а кровь не переставала капать. Я села на колени и прижала руку к груди. Сил не было даже заплакать.

Сколько я уже здесь? Неделя, две? Время проходит незаметно для меня. Мне кажется, что я нахожусь в плену уже целую вечность. И почему они так долго тянут? Разделались бы со мной поскорее! Пальцы на руке немного зажили, но опухли от грязи. Ко мне пару раз приходили, но не трогали, дали воды и черствого хлеба, который я проглотила в считанные секунды. Я пугалась каждого звука и вздрагивала от каждого шороха, ожидая, что вот-вот за мной придут и, как сказал Хамзат, «пустят по кругу». Это было самое страшное. Это то, после чего я, если и выживу, сама покончу с собой. Быть изнасилованной сотней солдат – это было выше моих сил. Я этого не переживу. У меня никогда не было мужчины. Я никогда об этом и не думала, но вот сейчас, в этот момент, я поняла, что возможно, никогда не испытаю те чувства, которые испытывает человек в жизни. Страсть, счастье, любовь… Любовь? Что значит любить и быть любимой? Что это значит? Мне никогда этого не узнать! Никогда!