Ханская дочь. Любовь в неволе - [107]

Апраксин подергал кадыком, словно желая проглотить дальнейшие слова:

— Работы в Санкт-Петербурге должны быть возобновлены и вестись как можно быстрее, особенно в крепости и на Адмиралтейских верфях. Царь верно пишет, что недалеко то время, когда нашему флоту предстоит помериться силами со шведами и отвоевать себе выход в море. Кроме того, Петр Алексеевич приказывает каждого, без кого мы можем обойтись, отправить на юг для усиления его войска, однако Любекер еще представляет для нас угрозу, и распустить гарнизон я не могу. Поэтому степные конники капитана Тарлова и три сотни драгун, которых я тоже передаю под его командование, завтра должны поспешить на помощь войскам царя. Поручики Раскин и Тиренко будут его сопровождать, даже если их утром придется привязать к седлу.

Кажется, Сергея тоже завтра придется привязывать к седлу, пришло Сирин в голову, пока князь раздавал приказания остающимся в Петербурге офицерам. Она оглянулась по сторонам, ища поддержки, ей требовался хоть один мужчина, способный держаться на ногах, чтобы доставить Сергея домой. Ваня уже давным-давно проиграл сражение с зеленым змием и теперь спал в углу, свернувшись калачиком, как собака. Единственный, кто оставался более или менее трезв, был Кицак, Сирин похлопала его по плечу:

— Помоги мне отнести капитана на квартиру.

— Его сначала нужно вынести на воздух и позаботиться, чтобы он избавился от всего съеденного и выпитого, иначе никуда мы завтра не поедем.

Сирин пришлось признать, что Кицак прав. В самом деле, Сергей должен был протрезветь к утру, чтобы на него не обрушился гнев Апраксина. Она схватила капитана за ноги, Кицак взял за плечи, и они вытащили его, точно мешок, на берег Невы. Сирин вызвала у Сергея рвоту, засунув свой палец ему в рот. Потом они оттащили его на конюшню, раздели и окунули в ледяную воду.

Кицак забавлялся, наблюдая, как старательно Сирин отворачивалась, чтобы не глядеть на обнаженного Сергея, и как виновато она при этом краснела. Татарин чувствовал, как возникает в воздухе напряжение, когда эти двое оказываются рядом, и спрашивал себя: к чему это приведет?

Несмотря на купание, Сергей так и не очнулся, и они положили его в постель. После этого Кицак взял Сирин за руку, отвел ее в сторону и внимательно посмотрел на нее:

— Скажи мне, что ты собираешься делать, если русские узнают, что ты девушка?

— Тише! — Сирин с испугом огляделась вокруг, но услышать их, к счастью, никто не мог: дверь была заперта, а Кицак говорил тихо.

— Я сбегу от русских и вернусь домой, прежде чем это произойдет.

Кицак поморщился.

— Ты хочешь вернуться? Вспомни, как насмехались над тобой Зейна и другие женщины.

— Ну не так уж все было и плохо, — ответила Сирин, пренебрежительно махнув рукой.

— Да ты спятила! Ты глупа, как курица, да, вот ты какая! — Кицак постучал по лбу. — Подумай еще раз! Ты уже взрослая и должна понимать, что сделает твой отец, если ты вернешься. Отдаст тебя младшей женой за пару плохо выдубленных шкур какому-нибудь вогулу или буряту, с которым решит заключить союз, или станешь наградой одному из воинов племени.

Сирин покачала головой:

— Не думаю. В конце концов, я же сделала большое дело для нашего племени. Ты так говоришь об отце, потому что тебя назвали предателем и выгнали. Когда я вернусь домой, меня примут с радостью, и я сама выберу себе в мужья кого захочу.

— Мечтай дальше, глупышка! — Кицак презрительно отвернулся от нее и пошел к двери. Не было никакого резона продолжать разговор с этой неразумной женщиной. Сирин отказывалась смотреть правде в глаза. Сделав несколько шагов, он остановился и попытался в последний раз заставить ее спуститься с неба на землю.

— Русские не станут насиловать тебя, узнав, кто ты на самом деле. Они любят тебя и примут как одну из своих.

Сирин в ответ заявила, что устала и собирается спать. Пожав плечами, Кицак вышел. Пускай мыслит она почти как мужчина, но все равно остается по-женски слепа. Он уже валился с ног и подумал, не стоит ли ему лечь спать на Ванино место, однако, поразмыслив, Кицак передумал, не желая оставаться в комнате наедине с Сирин. Она была выше его на целую ладонь да к тому же сильно исхудала во время тяжелого похода, но попробуй только приблизиться к ней — девочка будет защищаться, как тигрица, перебудит весь дом, а это ему было ни к чему.

Кицак разозлился, почувствовав вспыхнувшее в нем желание, — до сих пор он относился к этой дикой кошке по-отечески. Он резко развернулся и вышел из комнаты, не попрощавшись. Войдя в конюшню, где он ночевал, Кицак услышал из коморки для хранения овса возмущенный женский вскрик:

— Нет, вы поглядите, он прямо так и заснул! Ты свинья, ты не заслужил, чтобы тебя называли мужчиной!

Кицак ухмыльнулся и хотел уже пройти мимо, но тут услышал, как тихая ругань постепенно перешла в жалобные стоны. Постояв немного в замешательстве, он приоткрыл дверь и едва сдержал смех, увидев, в чем дело. Мужчина был настолько толст, что целиком накрывал собой женщину. Видна была только ее крошечная ступня и узкая лодыжка. Она была на редкость миниатюрна, и ее массивный приятель придавил женщину к полу, так что она не в силах была даже пошевелиться.