Хан Кене - [91]

Сутки пробыли они в этом ауле, помогая хоронить убитых, успокаивали, как могли, оставшихся сирот… Беда нагрянула неожиданно, когда все еще спали. Ружейные залпы разбудили среди ночи людей, и они метались между юртами, не в силах что-нибудь предпринять.

Аксакал Карибай рассказал Есиркегену, как это произошло. Аул алтайского рода перекочевал сюда из Сары-Арки вместе с Кенесары. Раньше они жили при устье реки Жабайы — там, где она вливается в Есиль. Но когда начали на их земле строить уездный городок Атбасар, им волей-неволей пришлось уходить.

Хотя они ушли с Кенесары, но военной поддержки ему не оказывали, а лишь платили установленные им поборы, поставляли мясо и фураж. Только нынешней весной небольшая группа джигитов ушла в его отряды. Кто-то из враждебных родов донес на них, объявив ярыми сторонниками Кенесары. Горчаковские султаны-правители выделили самых отпетых своих головорезов-туленгутов, а в помощь им комендант Орской крепости направил отряд линейных казаков. Всю ночь бушевал пожар, совершались насилия над женщинами, убийства и грабежи…

Утром каратели ушли, забрав молодых мужчин и женщин. Сейчас из аула поехал гонец к Кенесары, но тот далеко и вряд ли отправит кого-нибудь в погоню.

* * *

Они решили повернуть к северу и ехать в Оренбург, минуя аулы Кенесары. Очутившись снова в седле, Есиркеген впал в глубокую задумчивость. Спутники тоже молчали, даже рыжий проводник оставил свои песни. Да и с чего им было веселиться после всего виденного?..

Есиркеген глубоко вздохнул… Может быть, он ничего не понимает и у простых русских солдат те же цели, что и у императора Николая? Нет, слишком много хороших русских людей повидал уже он, чтобы поверить этому. А Николая простые солдаты называют «Палкин». Он сам это слышал!.. И еще видел он глаза русских людей, когда по приказу Горчакова на плацу забивали насмерть шпицрутенами солдата, который отпустил арестованного повстанца-казаха…

Даже пальцы у человека на руке не одинаковы. Можно ли считать одинаковыми всех русских людей? Вон две ветви от одного и того же деда Аблая — кровные враги.. Но почему же того не понимает Кенесары? Или он, как раненый барс, хочет умереть в бою?

Присоединение, которое в будущем принесет великие плоды!.. Да, несмотря ни на что, он будет бороться за это.

Раздираемый сомнениями, Есиркеген только теперь заметил, что солнце закатывается. Он оглянулся по сторонам. Все та же мертвая степь простиралась вокруг, холодный ветер дул, прижимая к земле пожухлые ковыли…

— Где-то здесь должен быть аул! — Борец указал плетью в сторону. — Лошади намаялись…

— Не только лошади… — отозвался тихо Есиркеген. — Душа болит…

В первый раз с тех пор, как покинули они разгромленный аул, ответил он своим попутчикам.

Они свернули налево, к невысокой гряде холмов. Проехав еще немного, увидели крайние юрты какого-то аула. Вид его тоже был необычен. Казалось, не то он только что прибыл сюда, не то собирается сейчас же откочевать. Вокруг навьюченных верблюдов носились собаки. А в трех неразобранных белых юртах, возле которых торчали на древках конские хвосты — бунчуки, крыши были крест-накрест перетянуты черным ковровым крепом в знак траура…

— И этот аул навестила беда! — грустно сказал борец. — Давайте объедем его стороной…

— Куда сбежишь от бед собственного народа! — воскликнул Есиркеген и пришпорил коня.

Но от группы вооруженных всадников на краю аула уже отделились несколько человек и поскакали им навстречу.

— Кто вы и откуда едете? — зычно крикнул им черноусый сарбаз, не обращая внимания на их приветствия. Серый аргамак вился под ним, пританцовывая.

— Свои!.. — ответил Есиркеген и вдруг заметил синюю суконную нашивку Кенесары на груди черноусого.

— Какой такой свой?.. Не хочешь ли сказать, что мы с тобой от одного отца и матери? А ну выкладывай побыстрее, кто ты, если не хочешь отведать плетки!..

— Ни привета, ни ответа!.. Что вы нападаете на нас, не пожелав даже доброго здоровья? — Есиркеген говорил со спокойным достоинством. — Мы едем из Сары-Арки и направляемся к родственникам моей матери из рода табын на берега Иргиза…

— А с какой части Сары-Арки?

— Из Каркаралинского округа.

— Каракесекцы, что ли?

— Да…

— Стало быть, вы из того Каракесека, где у людей не осталось настоящей крови в жилах и настоящих мужчин в племени?

Есиркеген вспыхнул от такого оскорбления, но вовремя взял себя в руки и укротил свой гнев.

— Значит, и среди казахов имеются люди, не слыхавшие про Казбека Золотоустого! — улыбнулся он.

Бешеный гнев загорелся в глазах черноусого сарбаза.

— Каракесекцы всегда отличались колким языком. Уж не относишься ли ты к потомкам самого Казбек-бия?

— Вы угадали!

— Увертливый карась сам попался в руки… А ну-ка следуй за нами!..

Только теперь Есиркеген понял, что злоба людей Кенесары на ага-султана Жамантая может вылиться на него. Но он не стал пререкаться и поехал за черноусым. Десяток всадников с пиками и палицами наготове сопровождали их к середине аула.

Однако при въезде до них донесся плач из крайней белой юрты. Среди казахов издревле бытует обычай первым долгом зайти в дом усопшего и прочитать молитву. Есиркеген слез с коня, и джигиты Кенесары не стали ему препятствовать…